Шесть убийственных причин - Джо Спейн

Джеймс ему вслед, но тот лишь поднял руку в знак прощания.

— Зачем ему возвращаться в дом? — спросил Джеймс, обращаясь уже к остальным, — Разве сегодня не семейный ужин?

— Дэнни член семьи, — заметила Клио.

Джеймс не ответил. Он снова включил передачу и поехал дальше. Через несколько секунд дорога сделала поворот и показались первые дома Спэниш-Коува: яркие крыши, цветущие террасы, устроенные на склонах, где в несколько ярусов теснились постройки, белые ограды с самодельными декоративными украшениями и музыкальными подвесками. Под дуновением бриза они крутились, время от времени звеня и поблескивая металлическими трубками и спиралями.

Наконец дорога пошла вверх, к дому на холме — внушительному двухэтажному особняку из бежевого камня, с выпуклыми эркерами, глядящими на залив, паром в Пасседж-Исте и пальмы во дворе.

Клио вздрогнула, и, Райан, придвинувшись ближе, взял ее за руку.

— Нет ничего ни плохого, ни хорошего, лишь размышление делает это таким, — сказал он.

— Да ты у нас прямо Шекспир, а? — иронично заметил Джеймс. — Не понимаю, почему тебя до сих пор не печатают.

Клио подалась вперед и щелкнула Джеймса по уху.

— Прекрати говорить гадости, — заявила она, тут же добавив: — За гадости у нас отвечаю я.

Улыбаясь, Джеймс отмахнулся от нее, слишком довольный своим остроумием, чтобы извиняться. Азатем, взяв ключ-брелок, направил его на пульт, установленный у въезда в сад. Створки черных кованых чугунных ворот поползли в стороны.

Дом стоит в поселке, но отдельно от остальных. Это важно, об этом следует помнить.

После

— Вы ведь старый друг семьи, Дэнни?

Дэнни изучающе смотрел на юнца, который допрашивал его — «следователь Даунс», так тот попросил к нему обращаться. Но когда он начал задавать свои вопросы, Дэнни смерил его взглядом; сопляк сразу сдался и заюлил: «Ну или как вам больше нравится».

Возомнят же некоторые о себе! Подумаешь, заделался городским: Дэнни-то помнит следователя Даунса мелким пацаном, которого старшие братья подбивали воровать конфеты у престарелых торговцев газетами в Альбертстауне. Интересно, помнит ли его кто-нибудь из Латтимеров. Вряд ли. Они отрезали себя от мира после… после Кэтлин.

— Да, старый.

— Хорошо всех знаете?

— Насколько посторонний человек может знать членов семьи, то есть не так уж и хорошо.

— Простите?

Дэнни поерзал на неудобном маленьком пластиковом стуле, чувствуя, как вверх по спине и по животу растекается боль.

— Разговоры за закрытыми дверями и все такое, — пояснил он.

Юнец явно ничего не понял. Боже, и кому только поручают расследования?

— Ясно. И, гм, повторите, пожалуйста, что вы делали, когда Фрейзер упал в воду?

Дэнни потер подбородок и взглянул на следователя Даунса сверху вниз.

— Знаешь, что обычно делает капитан на судне, сынок?

Следователь Даунс покраснел.

— Управляет своей посудиной, — сам ответил на свой вопрос Дэнни.

Следователь ненадолго замолк, но потом на его губах появилась робкая улыбка.

— Я задаю этот вопрос, потому что вы первым заметили, что Фрейзер за бортом. Но при этом вы не видели, как он упал за борт?

— Нет.

— Как же тогда вы его заметили?

Дэнни вздохнул.

— Двигатель заглох. Я снова запустил его, и яхту слегка дернуло. Выправил курс и пошел проверить, всё ли в порядке. Увидел кровь на правом борту. Сам не знаю, что меня дернуло глянуть за борт. Может, интуиция? Вот и заметил.

— Вы, кажется, не особенно переживаете.

Дэнни пристально посмотрел на следователя Даунса, потом медленно покачал головой. Что этот младенец может знать о чувствах? Ну да, он не рыдает и не скрежещет зубами. Фрейзер мертв; лучший друг за последние сорок с лишним лет. Дэнни считал, что имеет право чувствовать все что угодно и выражать чувства так, как ему заблагорассудится.

— Сегодня на борту много ссорились? — продолжал настаивать следователь.

— Не сказал бы, что много, — уклончиво произнес Дэнни.

Молодой все ждал и ждал. Дэнни сидел молча. Наконец мальчишка сломался.

— Повсюду осколки, и Адам с Джеймсом изрядно друг друга потрепали.

— Ну да, — подтвердил Дэнни.

— Э-э… с чего это началось?

— А с чего обычно начинается ссора в семье?

Молчание.

— Выпивка?

Десять очков начинающему следователю.

— А еще что-то происходило? — не унимался тот. — Фрейзер с кем-нибудь ругался?

— Может, и ругался.

— С кем?

Дэнни поджал губы.

— Не стоит забывать, что Фрейзер был моим другом. В эти выходные ему досталось. Вот все, что могу сказать, хотя и люблю его детей.

— Думаете, кто-то из них напал на Фрейзера? Вы на это намекаете?

— Я намекаю, что — спорю на что угодно — они не собираются откровенничать о том, почему на самом деле приехали домой. Повторяю: это все, что я могу сказать.

Адам

Адам пинал гальку на берегу, отдергивая ногу, когда волна доходила до кроссовок, грозя промочить их тряпичный верх.

Заметив машину на дороге вдоль берега, он сразу почувствовал, что это его братья и сестры, — атмосфера неуловимо изменилась. Он затянулся сигаретой, докуренной уже почти до самого фильтра. Последние несколько дней Адам обдирал кожу вокруг ногтей, содрав ее почти до мяса, — подростковая привычка, возвращавшаяся в периоды сильного стресса.

С Элен все прошло относительно легко. Сестра ничуть не изменилась: каштановые волосы всё так же заплетены в старомодную косу, перекинутую на грудь. Никакой косметики — словно гордится своей невзрачной внешностью.

Она, конечно, убедила себя, что окажется в центре всеобщего внимания: все будут ее обсуждать, сплетничать, ворошить прошлое. Ей так и не удалось оставить за плечами свою трагедию, да и не удастся никогда, если не уедет отсюда. Исчезновение и внезапное появление Адама лишь ненадолго отвлекли ее от собственной грустной истории.

А вот Фрейзер… его реакция Адама решительно озадачила. Во-первых, отец прослезился. А потом внимательно слушал, пока Адам рассказывал свою версию событий, произошедших много лет назад. Версию, которую — он знал — старик хочет услышать. Ту, где Адам выступал зачинщиком, а Фрейзер пострадавшим. За рассказом последовали просьбы о прощении и примирение.

Адам все еще ждал отцовского гнева. Даже больше — ненависти. Отреагируй отец так, Адам бы его понял. Вместо этого Фрейзер казался неестественно спокойным. Даже как будто обрадовался, что Адам нашелся.

— Рад, что ты понял, что пора вернуться, сын, — сказал ему Фрейзер. — Я уже стар, но не настолько. От этого всем будет лучше.

«Что? — мысленно вскричал Адам. — Бред какой-то!»

Отец вечно что-то замышлял. Адам вернулся на своих условиях. Успешный, состоятельный. Отца это впечатлило, несмотря надосаду: Фрейзеру Латтимеру всегда хотелось быть нужным, и он всячески это поощрял. С другой стороны, иждивенцев отец презирал. Он весь целиком состоял из лицемерных противоречий.

Если отец обрадовался