Территория Левиафана - Влада Ольховская

девять-десять дней. Если за это время ты не умрешь, значит, не умрешь вообще. Вторая – ты это время все равно не запомнишь.

– Почему?

– Отключишься, – просто пояснил Седар. – Боль будет настолько сильной, что твой разум этого не выдержит. Да и самое начало ты вряд ли запомнишь – время потеряет привычный ход. Так что ты почувствуешь эту боль лишь отчасти, все остальное тебе может даже понравиться.

– «Все остальное»? Это еще что должно означать?

– Это нельзя объяснить словами. Ты поймешь, когда испытаешь это… Если испытаешь. Не у всех получается. Но у меня получилось, и, могу тебе сказать, это остается с тобой на всю жизнь.

Он больше ничего не добавил, а Оуден не счел нужным спрашивать. В болтовне и правда нет смысла, ему придется пройти весь путь до конца.

Седар приглушил в комнате свет и направился к выходу, но как он уходил – Оуден уже не увидел. Боль пришла гораздо быстрее, чем он ожидал.

Сначала она была не такой уж страшной. Просто жжение, как будто очень горячая вода, не кипяток даже, разливается по венам. Но жар стремительно нарастал, и вот уже горячая вода превратилась в расплавленный металл. Боль заполняла все его тело, уничтожая его, пробиралась в каждую клетку, стирая то, что было, и заменяя чем-то новым… или не заменяя? У Оудена не было сил открыть глаза и взглянуть на себя, а значит, не было уверенности, что он на самом деле не исчезает.

Когда он шел сюда, он думал, что не будет кричать. Что бы ни случилось, он должен принять это с достоинством – и все такое. Но потом оказалось, что решения значат не так уж много. Налет знаний, воспитания и опыта стирается, обнажая первобытное. Он даже не понял, как вырвался первый крик, и не слышал сам себя. Это было не важно. Он дошел до того состояния, когда время действительно потерялось. Ему казалось, что его личный ад длится целую вечность, что спасительный миг облегчения никогда не наступит…

А потом произошло то, что и предрекал Седар. Оуден просто утратил связь с собственным телом. Может, он вообще умер? Или растворился, распался на молекулы, его просто нет? Он не выдержал испытание?

По крайней мере, чувство было именно такое. То, что происходило с ним сейчас, оказалось не похоже ни на обморок, ни на сон.

Он не был – и вместе с тем был. Просто уже не в колонии, не в темной комнате, не в плену кожаных ремней. Он был под водой. Как и все обитатели колонии, Оуден умел плавать, но ему редко выдавали на это разрешение. А даже когда получалось, он держался в основном у поверхности.

Теперь же он был во власти воды, и поверхности просто не существовало. Вода была темной и мутной, но он все равно видел, что происходит вокруг него. С одной стороны волновались гигантские полосы водорослей – живых, а не тех, которые попадали в колонию уже обрывками. С другой что-то двигалось, быстрое, светлое, блестящее. Он тоже двигался. Он не хотел этого, но и не сопротивлялся, ему как будто было все равно… Нет, не так. У него просто не было собственных желаний, он готов был принять все, что ему уготовано.

Он несся вперед вместе с потоком через водное пространство, через вспышки света, через мысли и чувства, которые никак не могли принадлежать ему. Он ощущал парение – такого с ним раньше не случалось. И боли больше не было! Он будто превратился в частичку бескрайнего мира, однако такая потеря собственного «я» не угнетала его. То, что с ним происходило, отзывалось в его душе каким-то невероятным подсознательным восторгом.

Ему казалось, что он пробыл там тысячу лет – и хотел пробыть еще столько же. Но ему не оставили выбора. Свет оборвался, и непреодолимая сила потянула его куда-то в сторону, подальше от потока.

Его тело прошло через боль и теперь, восстановившись, призывало разум.

Он очнулся все в той же комнате и все выглядело так, будто отключился он всего полчаса назад. Оуден догадывался, что это просто иллюзия. Теперь уже как раньше не будет, и тот, кто вошел сюда, сильно отличался от него нынешнего… Доказательством этого служило то, что он, желая подняться, без труда порвал кожаные ремни, привязывавшие его к кровати.

– Неплохо, – оценил Седар, наблюдавший за ним со стороны двери. Позади лидера стояли два мера, которых Оуден раньше не видел. – Хотя и не обязательно. Тебя бы и так отпустили. Зачем нам сдерживать одного из нас? Твое перевоплощение прошло успешно. Добро пожаловать в семью, брат.

* * *

Альда до последнего надеялась, что все обойдется, что Триан просто ошибся в своих расчетах. Это было наивно. Триан никогда не ошибается.

Само задание им еще не объявили, но это было не так уж важно. Альда уже знала, что корабль переходит в режим прыжка. А значит, заданная цель находится очень далеко… И это плохо. Там им не помогут, если что-то пойдет не так, хотя, справедливости ради, они и раньше не звали космический флот при первых же неприятностях.

Тут важнее кое-что другое: имеет ли это дальнее назначение отношение непосредственно к «Северной короне»? Пожалуй, нет. Триан сказал, что Легион зачем-то рассылает в разные стороны свои самые сильные номера, а значит, самых могущественных воинов. Это проблема Легиона, которая вряд ли на них повлияет. Можно не мучиться угрызениями совести из-за того, что она скрыла правду от капитана Лукии.

Хотя Альда до последнего надеялась, что капитан как-нибудь догадается сама. Все-таки Лукия Деон – семнадцатый номер в иерархии, это очень высоко, она многое замечает. Если она напрямую спросит Альду, не известно ли той что-то, телепатке придется ответить, все будет честно, даже Триан ее за такое не осудит…

Но Лукия так ничего и не спросила. Когда Альда вошла в зал общих собраний, капитан скользнула по ней равнодушным взглядом, позволяя занять свое место. Зато Триан среагировал мгновенно, его мысли тут же ворвались в ее голову.

«Ты можешь не дергать глазом?»

«Я ничем не дергала!»

«Спорно. Достаточно взглянуть на тебя повнимательней, чтобы понять: тебе неймется».

«У меня могут быть личные причины!»

«Но тебя все равно будут спрашивать о них, – рассудил Триан. – А врать ты по-прежнему не умеешь и посыплешься мгновенно. Поэтому веди себя как обычно: сиди и ничего не делай».

Ворчать он мог сколько угодно, Альда уже видела, что никого не насторожила. Внимание на нее обращал только Киган, да и тот бросал в ее сторону тоскливые взгляды совсем по другой причине.

Остальные же были равнодушны к ее тревогам. Лукия спокойно дожидалась, пока все соберутся. Стерлинг Витте выглядел