Предводитель мух - Дмитрий Суслин

– А вот в кабину не велено.

Краснобаев растерялся:

– Как так не велено?

– А вот так вот, не велено. Пока бак не будет установлен, в кабину вход запрещен.

– Это кем же запрещен? – возмутился Краснобаев и даже попытался силой в кабину пробраться. Мало того, что его на современный самолет не сажают.

Так теперь вот еще и в небо подняться не дают. К штурвалу не пускают. Попытался он Окуркина отодвинуть в сторону.

Но Окуркин был малый крупный, такого не отодвинешь.

– Кем не велено? – переспросил он. – Генералом! Ясно?

– Бочкиным?

– Им самым. Василием Митрофановичем. Он мне так и передал. «Новенького к штурвалу не подпускай, пока он лично на самолете сельскохозяйственный бак не установит». Понятно?

И тут Краснобаев понял, что это его испытание продолжается. Сжал он кулаки, губы от злости закусил. И на Окуркина.

– Давай сюда свой сельскохозяйственный бак!

– Вон он, в ангаре валяется. Сказал так Окуркин, ухмыльнулся и захрустел соленым огурцом.

Пришлось Ивану Ивановичу самому за дело приниматься. Взял он лебедку, взял инструменты, и стал бак в самолете устанавливать. Самостоятельно.

А Окуркин вокруг ходит, усмехается и советы дает.

Тут, наконец, вспомнил Краснобаев, что по званию он старше Окуркина и как прикрикнет на него:

– Товарищ прапорщик, быстро в строй по установлению сельскохозяйственного бака!

Да так это у него лихо получилось, как у самого настоящего генерала. Окуркин аж весь вытянулся, как струна. Грудь так колесом вперед выгнулась, что чуть гимнастерку не порвала. Отдал он честь Краснобаеву и сам не понял, как принялся ему помогать.

Вдвоем дело быстрее пошло.

Они уже почти полностью бак установили, как подняв чуть не до неба пыль, подъехал к ним газик. Взвизгнул шинами и прямо у самолета остановился. Вылез из него потный лысый мужичок с портфелем в руках и платочком, которым он все время голову вытирал, то ли пот вытирал, то ли таким хитрым способом голову от солнца уберегал, непонятно.

Только подбежал он к Краснобаеву и закричал:

– Это вы пилот этого самолета?

– Да я. Краснобаев Иван Иванович.

– Очень приятно. А я Колосков, агроном совхоза «Крылья урожая». Наконец-то! Наконец-то! Наконец-то вы прибыли. Мы вас так ждем. Так ждем! Ведь урожай гибнет. Самым натуральным образом гибнет. Без удобрений, да еще сорняки пошли и саранча одолевает. Так одолевает. Спасайте, товарищ! Вас нам сам бог послал.

– Не бог его послал, а товарищ генерал! – заржал Окуркин.

– Товарищ прапорщик, перестаньте смеяться, – сделал ему замечание Краснобаев. – Тут урожай гибнет, а вы со своими шуточками.

– Да Василий Митрофанович действительно Бог в наших краях. Мы на него буквально молимся. Своей авиации у нас нет. Вся надежда только на военную.

– Колосков так разволновался, что даже запыхтел и стал на месте прыгать.

– Ничего, ничего, – стал успокаивать агронома Иван Иванович. – Спасем мы наш урожай. Обязательно спасем. Сейчас вот с товарищем прапорщиком кончим сборку и прямо в воздух.

– Сейчас не получится, – махнул рукой Окуркин. – Вечер уже. И баки пустые. Оба. И тот, что для удобрений, и тот, что в самолете. А вот утром заправимся, возьмем пару курсантов из сержантской школы и поступим в полное ваше распоряжение.

– Благодарю вас, – стал им жать руки Колосков. – Благодарю!

Прыгнул он в машину и укатил, подняв еще больше пыли, чем когда приехал.

А Краснобаев понял, какая на него ответственность возлагается, какая важная задача ему предстоит, что заработал еще быстрее. Окуркину ничего не оставалось делать, как последовать его примеру. Солнце еще на зашло, как все было готово.

Конусообразный бак, в который загружаются удобрения или ядохимикаты, был установлен прямо за пилотской кабиной, закреплен, и проверен на исправность. А вместе с ним и две трубы под самолетом прикреплены, из которых удобрение сыпаться должно. Эти две трубы называются «Распылитель гранулированного удобрения». Они торчат в разные стороны и похожи на брюки, которые, развеваясь по ветру, летят за самолетом. Летчики так их и называют «штаны». Полюбовался на сделанную работу Иван Иванович, удовлетворенно вымыл руки, голову, переоделся и побежал генералу докладывать, что дело сделано.

– Молодец! – похвалил Краснобаева Бочкин. – Обычно у меня ребята больше недели с этим возились. А тебе как это удалось?

– Один бы я ни за что не успел, – признался Краснобаев. – Мне прапорщик Окуркин помог.

Брови генерала полезли вверх.

– Неужели? Обычно Окуркин сам ничего не делает, только других заставляет. Как же тебе это удалось?

– Так я ему приказал, товарищ генерал.

– Приказал? – засмеялся Бочкин. – Ладно иди. Завтра приступишь к полетам.

– Есть, приступить к полетам!

И бодро стуча каблуками, Краснобаев вышел из кабинета, прошел мимо Любочки и покинул командный штаб.

– Выйдет из парня толк, – покачал ему вслед головой генерал. – Или я не генерал Бочкин. Это ж надо. Окуркина заставил работать.

А к ночи уже вся база знала, что новичок заставил самого прапорщика Окуркина работать. Сельскохозяйственный бак собирать и штаны крепить. Так после этого прапорщику прохода не стали давать.

– Как же это так? – спрашивали его. – Как это тебя салага заставил работать? Говорят, что он тебе приказал? Неужели? Вот это герой!

Прапорщик только отмахивался, да прятал свою ухмылку. Отмалчивался. Только в душе затаил он обиду на Ивана Ивановича и даже поклялся, что отомстит ему при случае.

Утром, ни свет, ни заря, зазвонил телефон в комнате Краснобаева и сбросил его с постели.

Схватил Иван Иванович трубку:

– Краснобаев слушает!

– К генералу!

– Есть! – ответил Краснобаев. За сорок пять секунд он оделся, умылся и заправил постель, после чего побежал к зданию, где генерал находился.

А было четыре часа утра. Все вокруг, кроме часовых и тех кто находился на боевом дежурстве спали. Вся база. И не знал Краснобаев, что это вовсе не его к генералу вызвали, а просто прапорщик Окуркин решил так над ним подшутить. И не просто подшутить, а нагадить ему таким образом.

Надеялся он, что Краснобаев в самом деле в четыре утра к генералу бросится, разбудит его, нарушит его сон и покой, и его жену Настасью Филипповну разбудит, а она женщина серьезная, если не сказать, суровая. Вот и будет ему тогда взбучка!