Навстречу ветру - Анхелес Касо

Они сделали все, что могли. Даже ходили в часовню Санта-Лючия пешком в течение шести дней, ночуя под открытым небом. Они положили себе в ноги восковую куклу в виде младенца, купленную в Минделу, по нескольку раз произнесли все молитвы, которые знали, и она пила воду из источника, бившего позади церквушки и чудесным образом питавшего этот оазис с пальмами посреди пустыни из лавы. Все говорили, что если женщина совершит паломничество к Санта-Лючия и совершит обряды, она тут же забеременеет. Но у Сократеса с супругой что-то, вероятно, пошло не так, потому что ничего невозможно было поделать. Тогда они обратились к колдовству. Переместились в Кракинью, где жила старая колдунья, о которой шла большая слава. Ведьма взяла с них круглую сумму — все деньги, которые Сократес зарабатывал за месяц, занимаясь рыболовством. Его жене пришлось убить петуха, затем с ног до головы измазаться в крови и лизать его сердце, еле сдерживая рвотные позывы, пока старуха шептала таинственные слова и периодически издавала вопли. Потом колдунья раскурила трубку и стала распространять в воздухе дым, пристально вглядываясь в него. И сказала им, что артерии в теле Марии были закупорены разными пакостями, но теперь они очищены, и у них будет шестеро детей — четыре дочери и два сына, — и всех них будет замечательная жизнь.

Сократес и Мария вернулись в деревню, полные надежды, убежденные, что это предсказание сбудется. Но прошло два года, и ничего не изменилось. Мария с каждым разом становилась все грустнее. Сократес попытался убедить ее, что отсутствие детей не так уж ужасно. Что было важнее для него, так это быть с ней рядом, и он остался бы, несмотря на это. Он много раз повторял ей, что так даже лучше. Что они свободны от многих проблем и большой зависимости. Они могут делать все, что захочется, вместе и самостоятельно. Но все было бесполезно. В один из дней Мария не поднялась с постели. У нее ничего не болело. Просто, как она сказала, у нее не было сил встать на ноги. Через две недели ее не стало. От грусти, считал Сократес, хотя врач, который к ней приходил однажды, сказал, что от рака яичников. На дальнейшие консультации врачей у них просто не было денег.

После смерти Марии Сократес переехал на Сан-Николау, потому что Сан-Висенте вызывал слишком много воспоминаний, а он не хотел жить прошлым, словно пес, оставшийся без хозяина, обнюхивающий дверь его дома и дорогу, на которой теряются его следы. Сократес подумывал эмигрировать в Европу, как большая часть его братьев и друзей, но он был слишком ленив: нужно столько усилий, получить разрешение, накопить денег на билет, найти работу, выучить чужой язык, привыкнуть к другому жизненному укладу… Он родился на Кабо-Верде, и там же хотел бы умереть, вдыхая этот воздух, глядя на это прозрачное небо и такое зеленое море, и таких женщин, как она, которых больше нигде на свете не встретишь… И Ховита улыбнулась, сделав гримасу, словно маленькая девочка. Сейчас Сократес искал семью, хорошую жену и шумных, непоседливых детей. Он очень любил шумных детей за их неиссякаемую радость.

— У тебя есть семья?

— Восемь детей. Уверяю тебя, они очень шумные. Тебе понравится!

— А мужчина у тебя есть?

— Последний ушел несколько месяцев назад.

— А хочешь, я останусь с тобой? Оставлю рыболовство, буду работать в поле и заботиться о тебе и о детях.

Ховита представила себе этого мужчину в своей жизни, как она будет ложиться рядом с ним по ночам, распоряжаться его сильными руками для работы в огороде и для уборки дома. И эта мысль внезапно осветила ее будущее, которое в последнее время стало казаться ей довольно мрачным, ведь было так много работы и так мало удовольствий. Но Ховита не знала, кто он такой, нужно было быть осторожной. Возможно, он обманывал ее и пытался соблазнить ее, чтобы потом обращаться с ней плохо, как это делали другие.

— Но я же тебя не знаю!..

— Ты меня знаешь. Больше тут нечего знать. Я не пью и не бью женщин. Я добросовестный работник и трачу мало денег. Вот и все.

— А я тебе нравлюсь?

— Очень. С тех пор, как я впервые тебя увидел. Мне нравятся твои бедра, и ямка, которая появляется у тебя под шеей, и твердость и наглость, с которой ты общаешься с рыбаками так, словно очень хорошо знаешь, что несешь в своих руках…

Ховита рассмеялась: этот человек понял ее с первого взгляда и, похоже, принимал ее такой, какая она есть. И она решила рискнуть:

— Ладно. Приходи, как только сможешь уйти с работы. Попробуем. А теперь иди. Не хочу, чтобы мои дети увидели тебя раньше, чем я им расскажу о тебе.

Так пришел Сократес. А вместе с ним — лучшая часть жизни Ховиты. Несколько лет с хорошим и легким мужчиной для нее одной. Это было как чудо. Она смогла даже оставить работу. Жалкие усилия с фруктами и рыбой исчезли из ее существования, словно дождь, который исчезает с поверхности земли, когда начинает сиять солнце. Именно Сократес взял на себя эти обязанности и, кроме того, занимался огородом, урожай на котором увеличился в несколько раз. Он был солнцем Ховиты.

Когда он ушел из жизни, Ховита была уже слишком старой, чтобы снова ходить по дороге в Карвоэйрос с огромным весом на голове. Старшие сыновья уехали в Португалию и в Италию, и присылали ей деньги, которых хватало на то, чтобы выжить. Ховита решила остаться у порога своего дома с трубкой во рту, откуда она наблюдала, как растет зеленая фасоль и помидоры. А в роли продавщицы передвижного магазина ее сменила Карлина.

Тогда Карлине было примерно двадцать лет, и у нее был очень маленький ребенок. Отец уехал в Европу, оставив их вдвоем в этой деревне, где они, в конце концов, остались, и где у них не было никаких родственников. В первое время пришло несколько писем и кое-какие деньги.

А потом — ничего. Шли месяцы, и было неизвестно, жив он или нет, пока кто-то, кто ездил отдыхать в те места, рассказал, что его видели в Милане, он работал на фабрике и сошелся с другой женщиной. Карлина не скучала по нему, хотя и проклинала за то, что тот оставил ее с малышом, и пожелала ему, чтобы все его дети, которые у него уже есть и которые будут потом, отвернулись от него. Чтобы он остался один в старости. Чтобы умер в одиночестве и нищете, ведь он это заслужил.

К счастью для Карлины, именно тогда у Сократеса случился тихий сердечный удар, или что-то другое, что унесло его в мир иной всего за одну ночь. Кто-то должен был сменить его, чтобы приносить рыбу в деревню и спускать на побережье продукты садоводства, поэтому Карлина решила заняться этим. Она водрузила корзину на голову и стала привыкать, как и Ховита в свое время, каждый день ходить по двенадцать километров туда и обратно между темными скалами и красной землей. По дороге не было ни одного дерева, которое защитило бы ее от солнца или от ливней, а внизу море блестело, словно вещь из серебра, и каждый раз оно становилось все больше по мере приближения к нему, все живее и шумливее.

Как и Ховите, Карлине нравился гул площади, суета женщин, которые ходили туда-сюда, разглядывая товары, болтали и делали покупки. Она любила соревноваться с другими торговками, с которыми она громко переругивалась, а порой, когда какая-нибудь из них преодолевала трудности и слишком снижала цены, Карлине приходилось даже драться. Впрочем, эти побоища ограничивались несколькими вырванными клоками волос и парой торопливых пинков, сразу прерываемых толпой, которая бросалась разнимать дерущихся и хватала их, чтобы удержать на расстоянии, пока после громких увещевательных криков страсти не утихали. Торговка овощами, несколько минут назад предлагавшая свои продукты слишком дешево, в конце концов, немного поднимала цену, а другие — немного сбавляли свои, и все становилось на свои места. Голоса зазывали покупателей, женщины кружили повсюду в своих платьях, похожих на яркие танцующие пятна, дети играли и бегали туда-сюда. Немногие мужчины, отважившиеся пройти через площадь, почти всегда были смущены той властью женщин, которая захватила пространство на несколько часов, отвергла их и отстранила от мира улыбок, болтовни и детей, которые кормились, присосавшись к налитой груди; От этой выставки ароматов и вкусов, которые потом мирным и волшебным образом смешаются в кастрюлях в ходе ежедневного огненного ритуала, в котором женщины были жрицами.