Что будет дальше? Искусство превращать истории в сценарии - Робин Махержи

В ходе таких исследований можно заполучить материал совершенно иного рода.

Хотелось бы надеяться, что вы соберете много анекдотических примеров. Так, например, я знаю, что бригада скорой помощи может на безумной скорости нестись по улице, спокойно обсуждая при этом, кто что наденет вечером. Я знаю, что хирурги травят байки, разрезая человека. И знаю, что солдаты не хотят, чтобы их дочери выходили за военных.

Также вы поймете, каково выполнять такую работу, что значит принадлежать к этому миру. А значит, будете писать убедительно, в соответствии с законами и традициями той или иной области. Отчасти это подразумевает знание фактов, например как делать рентген, – подобные вещи надо описывать правильно. Однако эти детали являются частью куда более глубокой структуры текста, они вплетены в мир повествования и так или иначе диктуют, кто что должен говорить и делать в этом мире.

Помню, как вернулся домой после того, как провел целый день с полицией Восточного Лондона. Десять часов мы переезжали с одного неприятного места на другое. Мы видели жуткие вещи, встречали ужасных людей. Сидя в электричке по дороге домой, я размышлял о мрачности мира в целом и осознал, как подобный опыт может извратить психологию человека, его восприятие мира. Захватившее меня раздражение при виде пассажиров, столпившихся у входа в вагон, идеально воплотилось в сердитом ворчании очередного придуманного мной разочаровавшегося в жизни копа.

По своему опыту могу сказать, что начинать всегда неловко – чувствуешь себя каким-то литературным придатком, но потом проходит время, и ты становишься частью команды. Я мастерски открываю упаковки шприцев. Мне доводилось присматривать за потенциальным свидетелем. Я помогал вправить бедро и однажды поддерживал голову умирающего, чтобы в последние минуты жизни он мог свободно дышать.

Если вам повезет, вы по-настоящему вникните в происходящее. Когда полицейский за рулем автомобиля притормозил возле входа в участок, повернулся к своим коллегам и сказал: «Погнали», – я внезапно осознал разницу между распитием чая вместе с дружелюбным сержантом и миром, где незнакомые люди мрачно поглядывают на тебя, проходя мимо. Ранее в тот день мы стояли на унылой парковке. На дворе смеркалось, а еще предстояло найти подозреваемого в краже со взломом. Но совсем рядом, в домах, обсуждали планы на праздники. Это мощное ощущение мира внутри и мира снаружи предоставило достаточно материала для целого эпизода сериала «Чисто английское убийство». Три секунды наблюдения порождают Основу для видео продолжительностью час, и это изумительный момент.

Если у вас уже есть материал и вы заняты написанием текста на его основе, все же может возникнуть необходимость заполнить пробелы, обогатить характеры персонажей или добавить объема сюжету.

Когда я писал сценарий для трехсерийной программы про армейскую жизнь по заказу BBC, то провел много вечеров за разговорами с семьями военных. Во время подготовки проекта о взыскании долгов я был стажером у коллекторов на улицах Ливерпуля. Необходимость написать судебного адвоката предоставила мне идеальный предлог пообедать с настоящим представителем этой профессии.

Все это значит, что нельзя просто вытягивать Основу из уже обработанных источников – газет, фокус-групп или существующих программ. Напротив, вы должны уметь представить свежий взгляд, новые подробности и оригинальные моменты, ярко изобразив их с опорой на собственный опыт. Это будет заметно.

Впрочем, это не лишает ценности чтение. Что угодно можно преподнести свежо, если вы каким-то образом связаны с Основой. Шекспир писал, во многом опираясь на тексты Холиншеда, Плутарха и других. «Кориолан» мало отличается от хроник Плутарха в том, что касается исторических подробностей, однако ритм, идеи, поэзия и смысл, который обрели факты этих хроник, определенно принадлежат Шекспиру.

В процессе написания сценария к фильму, затрагивавшему некоторые аспекты Холокоста, я прочел много книг и даже поговорил с теми, кто его пережил, и с теми, кто в нем виновен. У нас было много Основы, но все же она не была «нашей». То был документальный материал, который можно было использовать или не использовать в тот или иной момент в зависимости от контекста повествования. Если же мы хотели написать свою историю, если режиссер собирался ставить фильм по ней, надо было задаться серьезными вопросами о самих себе и о людях вокруг. Надо было выйти из зоны комфорта. Посещение концентрационного лагеря Заксенхаузен совсем рядом с Берлином лишило нас дара речи. Многое там сильно повлияло на нас, в том числе коллекция фотографий довоенного быта узников. Мы видели бесчисленное множество полосатых роб, изнуренных лиц с ввалившимися глазами, но эти снимки были другими: с них смотрели улыбающиеся отцы с детьми; жены, ведущие хозяйство; пекари; банкиры; художники и кузнецы. Они уничтожали анестезию дегуманизации, и истинные ужасы совершенного преступления выступали на первый план. Эти люди были нами. Туман истории развеялся, продемонстрировав наши собственные лица на фотоснимках, запечатлевших дни рождения, гордых владельцев магазинов на фоне своих детищ, невинные улыбки детей в надежных объятиях матерей.

Мы использовали это в картине. Главный герой рассматривал несколько простых семейных фотографий. Этот момент стал одним из самых мощных в фильме – я по-прежнему практически не могу его смотреть. Также мы использовали само безмолвие – то, что есть вопросы, на которые у нас может не быть ответа. Но выяснить это можно было, только изо всех сил пытаясь постичь всю сложность человеческого поведения, самые тайные его уголки, пределы. Для меня немыслимо было уже то, насколько организованным было убийство. И люди безо всякого сомнения выполняли приказ. Как можно примирить непримиримое? Может, и никак. Центральной темой фильма стало подвешенное состояние «незнания», что позволило избежать удобных и лаконичных выводов в конце.

Допустим, мы бы набрели на все это с помощью теории, благодаря книгам, но в этом случае интенсивность и в определенном смысле сложность вопроса показались бы искусственными, заимствованными, а значит, слабыми. Зато, позволив себе больше узнать об этом вопросе, проникнуться им, ощутить беспокойство, мы обрели свою Основу для нарратива. И, разумеется, этого не произошло бы, не начни мы искать.

Специальные поездки в исследовательских целях зачастую предоставляют обильную Основу для проекта, над которым вы работаете, даже больше чем нужно. Одна из причин отправиться, скажем, в полицейский участок – собрать материал для будущих эпизодов сериала или что вы там пишете. Однако если вы будете внимательны – а преимущество таких мероприятий состоит в том, что они естественным образом обостряют бдительность, – то в итоге вы можете насобирать воз и маленькую тележку Основы, которой хватит для детективного романа, который вы, быть может, напишете только через пару лет, а может, и вовсе для произведения иного жанра. Хорошая Основа может скрываться десятилетиями, а потом выпрыгнет из-за угла и потребует написать историю. У нее нет срока годности.

Впрочем, даже если никуда не ездить специально, нельзя сбрасывать со счетов обилие Основы, которую приносит повседневность, – хотя, возможно, придется заглянуть за тонкую завесу привычного быта, чтобы на мгновение увидеть бурлящий вихрь тревоги и невроза. Будучи по натуре примером сдержанности, однажды я столкнулся с проблемой, когда потребовалось написать нетерпеливого персонажа. И тогда я присмотрелся к нему. Что из себя представлял этот герой, который закатывал глаза, когда компьютер зависал на десять секунд, который приходил в отчаяние, столкнувшись с нерешительным человеком, позвонившим, чтобы назначить встречу, и полчаса проговорившим ни о чем? Потом я уронил молоко, пока готовил кофе, поскользнулся на нем, пытаясь дотянуться до бумажных полотенец, и разбрызгал остаток упаковки по обоям, после чего довольно много узнал не только о нетерпении, но и о самообмане.