Восход Черной звезды - Елена Звездная

Сдержав стон при одной мысли о Динаре, шенге и вообще обо всем Рассветном мире, я развязала пояс, вытащила из него толстую нить, что составляла рисунок, и принялась вязать узелки. Если нет возможности написать и совершенно нельзя думать, остается лишь использовать самые примитивные методы. И я начала: первый узелок – возвращение домой, моя единственная цель на данный момент. Второй узелок – информация для возвращения, она мне как воздух необходима, третий… я расплела. Пока только одна цель, вторая идет как сопутствующая. А ради первой цели мне предстоит играть по правилам кесаря, с одной стороны, и искать информацию самостоятельно – с другой. Потому что Араэден Элларас Ашеро далеко не единственный в этом мире, кто знает способы перемещения в иные, и в этом сомнений нет.

Внезапно послышался гул, нарастающий, от которого сотрясалось все оставшееся здание, а затем громкий птичий крик… Совсем как тот, который я уже слышала при превращении кесаревского пламени в птицу, так что сразу стало ясно, кто развлекается. Представляю удивление брата императора, когда тот, от кого столь успешно избавились, вернулся полный сил и магии…

Кокон, оплетающий меня, распался. Взглянув в сторону покореженной двери, увидела кесаря, который молча протягивал мне руку. Да, в этом браке мне все еще приходится подчиняться. Подойдя к кесарю и позволив потащить меня за собой, я все же поинтересовалась:

– Мое предположение оказалось верным?

– Да, – нехотя ответил пресветлый, – они задействовали нижний контур в стремлении переместиться на темные территории.

– Им удалось? – любопытство во мне неубиваемо даже столь трагическими обстоятельствами.

– Вероятно, удавалось раньше, – ядовитая ухмылка на тонких губах, – и, похоже, тем путем неоднократно пользовались, и успешно, но мое перемещение к Радужному дворцу наполнило пути светлой силой, и темная не успела проложить достойный путь. Они все остались здесь, догадливая моя. В тронном зале.

– Последний оплот? – Грустная у меня какая-то вышла ирония.

– Тебе все же их жаль? – насмешливо поинтересовался кесарь. – Или жаль себя?

– А у меня, по-вашему, нет причин жалеть и их, и себя? – возмущенно спросила я.

– Ни единого мгновения. – Остановившись, кесарь без усилий лишил меня ниточки, с теми самыми двумя узелками.

Нитка сгорела в серебряном пламени на его ладони.

– Есть два пути, нежная моя, – глядя в мои глаза, произнес Араэден, – ты придерживаешься достигнутой нами договоренности и, в случае успешного выполнения поставленной мною задачи, имеешь шанс на возвращение. И путь номер два – ты пытаешься меня обмануть, и в этом случае я не буду столь милосердным, как в Рассветном мире. Я был услышан?

– Да, мой кесарь, – глухо ответила я.

И поняла страшное…

– Я всегда буду слышать тебя, Кари, на любом расстоянии, – подтвердил мое предположение кесарь.

– Дохлый гоблин! – в сердцах произнесла я.

Торжествующая победная ухмылка была мне неутешительным ответом.

– Вы… вы… – злость душила.

– Нежная моя, неужели столь сложно уяснить – я не проигрываю. Никогда. И прежде чем вновь пытаться противопоставить свой энтузиазм моему опыту, вспомни, к чему это привело в прошлый раз.

Возможность вспоминать мне предоставили в процессе дальнейшего захвата власти.

* * *

Вот так разнося огонь и даря смерть всем, кто не успел встать на колени, мы подошли к сверкающим золотым дверям, которые не пожелали открыться с первого движения кесаря. Император выпустил мою ладонь и ударил серебряным пламенем по неподдающимся дверям. Третья попытка оказалась равна первым двум.

– Наблюдательная моя, хватит комментировать мои действия! – недовольно произнес кесарь.

– Хватит читать мои мысли! – вспылила, раздраженная, я.

Кесарь окинул меня недовольным взглядом и вновь повернулся к двери. Для начала он свел ладони… совсем как я, когда формирую… формировала кристалл. И действительно, между напряженными ладонями появился восьмигранный сверкающий алмаз. И вот это… нечто злой на меня Араэден с видимым напряжением толкнул по направлению к дверям…

С жутким грохотом двери смело ударной волной такой силы, что искореженные створки унеслись вместе с частью стены…

И Великий Араэден Элларас Ашеро из рода Архаэров шагнул, видимо, в тронный зал.

Я вошла следом за всемирным злом и непобедимым ужасом и остановилась на входе, оглядывая интерьер. Он интересовал меня больше, чем те, кто уже проиграл битву и сейчас дрожал перед полуобнаженным воином… Их было много – более тысячи: мужчины, женщины, в столь же странных одеяниях, которыми одарил меня кесарь в день коронации (ну я тогда и на миг не усомнилась в том, откуда жуткий фасон взялся), испуганные дети. Детей и женщин прикрывали собственными телами около полутысячи магов, сверкающих этой их красивой магией… но что-то подсказывало мне, что их попытка защититься лишь рассмешит кесаря… И он действительно расхохотался, чуть откинув голову назад, и этот смех звучал зловещим предзнаменованием грядущих бед…

– Нежная моя, – Великий, продолжая посмеиваться, посмотрел на меня, – твои эпитеты и метафоры прекрасны, но отвлекают от сути моего здесь появления. Иди… посиди в сторонке, вон там, на скамеечке, и… не вмешивайся.

Я осмотрела великолепный зал, потом взглянула в сторону «скамеечки», позолоченной и сапфирами инкрустированной, на которую могла бы залезть, только разбежавшись и запрыгнув, и есть сомнения, что запрыгну. Взгляд от двух тронов метнулся на присутствующих, и я поняла – сейчас тут будет общественный могильник. Судя по настроению кесаря – заживо он всех тут и похоронит, а глядя на бледные лица светлых, стало понятно, что и они это осознают… даже дети.

– Кесарь, – прошептала вдруг я, – знаю, что жалость не то качество, которое вам хотелось бы во мне видеть, но… может… воспитательной беседой ограничитесь?

Великий тяжело вздохнул, протянул руку, и меня смело ветром на ту самую «скамеечку», которая, как я поняла, была троном, для супруги императора предназначенным.

И началось. Вперед выступил высокий, удивительно прекрасный светлый, у которого глаза были словно два аметиста… Он начал что-то говорить, но… он боялся, даже я это видела. Он и вся его маленькая армия трепетали перед единственным кесарем… Я их понимаю, самой страшно.

– Исаи элли тенра, Араэден! – вдруг резко, с надрывом в голосе, воскликнул этот светлый.

А в ответ – ласковая, вызывающая, оказывается, не только у меня приступ паники улыбка кесаря.

И означала она лишь одно – пощады не будет.

Император не произнес ни слова, он протянул руку, и испуганные дети светлых взмыли под потолок… Все, разом, вырванные из рук пытающихся удержать их женщин… Мне хотелось закрыть глаза и уши, чтобы не видеть отчаяния светлых и не слышать криков детей и матерей…