Аравийский рейд - Сергей Зверев

Короче, все у нас срослось – фээсбэшников я устроил, и отпуск мой очень скоро приказал долго жить. Баню с отцом отремонтировать не успели; благо, собрали разбросанный до винтика движок «шестерки». Юльку сводил в парк на аттракционы, скоренько собрал вещички, попрощался с родителями и будто бы отбыл по срочному вызову в часть. На деле явился в управление и приступил к теоретической подготовке. Через трое суток ко мне присоединился Величко. Исхудавший от скудного пайка гауптвахты и обалдевший от нелепых вывихов судьбы.

Торбина пришлось ждать дольше. Мы со Стасом перелопатили кучу материала, выслушали множество умных специалистов и вовсю практиковали, путешествуя от Казани до Самары на танкере, схожем по классу с «Тристаном». И только во время стоянки в Ульяновске на борт поднялся наш Валерка. Бледный, пропахший лекарствами, такой же тощий, как Стасик, и растерянный от внезапных перемен. И все же довольный и полный желания отправиться с нашей дружной компанией хоть к черту на рога.

Кстати, первым делом он передал мне привет от одной миловидной особы по имени Ирина. «Ого! – призадумался я. – Значит, она меня запомнила?..»

Российская Федерация

Волга – Волго-Донской канал – Азов

Судно отшвартовывается от причала завода «Красное Сормово» ровно в назначенный час. Взбеленив носовым подруливающим устройством воду, энергично отваливает от «стенки», оглашает округу протяжным гудком и с неторопливой уверенностью идет вниз по течению…

В соответствии с нормативом минимального состава экипажей самоходных судов смешанного («река—море») плавания на борту «Тристана» присутствуют ровно четырнадцать человек. Капитан и три его помощника; я в новой для себя должности старшего механика; замещающий третьего механика моторист Рябов; электромеханик; пять человек рядового состава, включая боцмана; радист и судовой повар, в просторечье именуемый коком.

Экипаж выглядит сплоченным и дружным. Еще бы! По рассказам сотрудников службы безопасности, под руководством которых нашу троицу готовили к «турне», около года назад команда в полном составе угодила в плен к сомалийским пиратам. В начале прошлого лета парням выпал тяжелый рейс на сухогрузе в южноафриканский Дурбан. Плавание проходило в штатном режиме, покуда на горизонте не появились быстроходные катера с вооруженной темнокожей братвой. Случилось это аккурат на выходе из Аденского залива – у самого острия так называемого Африканского Рога. После часовой гонки и плотного обстрела из автоматического оружия нашим морякам пришлось застопорить ход и сдаться. Ну а дальше стартовал всем известный и хорошо обкатанный сценарий: сухогруз бросает якорь в спокойной бухте; плененный экипаж остается под замком и охраной, а за освобождение выдвигается требование выплатить немалую сумму в долларах или евро. После чего следуют долгие и нервные потуги дипломатов в непростом переговорном процессе.

В конце лета стороны договорились, и судно с командой и грузом было освобождено. Казалось бы, фартовый конец остросюжетной истории налицо, за исключением одной трагичной детали: при невыясненных обстоятельствах погиб радист. Остальные моряки и их родственники счастливы, судовладелец с грузополучателем тоже не в обиде, ведь финал мог бы оказаться куда печальней.

Однако аналитикам из ФСБ кое-что в продолжительной эпопее с захватом и выкупом показалось подозрительным.

Во-первых, всего за час до нападения на сухогруз из Аравийского моря в Аденский залив проследовал караван судов под прикрытием фрегата ВМС Франции. А ровно через полтора часа после захвата в обратном направлении вышел военный корабль Королевских ВМС Дании. Как пираты умудрились вычислить выгодный момент для нападения в крохотном по морским меркам промежутке времени – загадка.

Во-вторых, сигнал о нападении пиратов был послан в эфир лишь спустя тридцать минут от начала погони. Благодаря этой задержке загорелые сомалийские разбойники успели осуществить захват и благополучно увести сухогруз из-под носа датских военных моряков. А ведь те, получив сигнал, без промедления сменили курс и устремились на помощь.

И последнее. Люди из освобожденного российского экипажа вроде бы выглядели соответствующе: уставшие, оборванные, с трясущимися руками и расшатанными нервами. Однако при этом большинство сотрудников ФСБ сходилось во мнении, что назвать их похудевшими или изможденными не поворачивается язык. В этом тоже была определенная неувязка. И действительно, с какой стати рядовые исполнители, являясь самым низшим и бедным звеном в организованной цепочке пиратского беспредела, будут щедро кормить пленников? Ради исполнения буквы Женевской конвенции? Они и не слыхивали о такой. Из боязни международного правосудия? Да плевать они на него хотели!..

Вот и появились у офицеров из «конторы» нехорошие мыслишки о причастности команды к происшествию близ берегов Сомали. Возможно, не всей команды, а нескольких ее членов, способных осуществлять связь с пиратами и управлять судном.

Не имея фактов и прямых улик, обвинять моряков в преступном сговоре с пиратами никто не собирался. Тем более что капитан Кравец слыл любимчиком портового начальства, по праву пользовался громадным авторитетом, да и просто производил впечатление приятного, образованного и обаятельного человека. И все же сотрудники службы безопасности решили проверить команду «на вшивость» – чем черт не шутит? По возвращении в Россию дали возможность подлечиться и основательно отдохнуть; вновь закрепили приказом в едином экипаже; назначили на готовящийся сойти со стапелей танкер и провели стандартную подготовку к предстоящему дальнему плаванию. Ну а для внедрения своих людей за пару дней до отхода элегантно устранили старика стармеха и двух молодых матросов. Тут же обозначили одесский шум, похожий на работу в поисках экстренной замены.

И вот мы со Стасиком и Валеркой на «Тристане». Выполняем прямые обязанности согласно штатному расписанию, а заодно ломаем голову над главной задачей: пытаемся выявить незримую связь между командой и корсарами Аденского залива.

* * *

Жизнь на танкере идет своим чередом. Машины исправно пыхтят и выдают требуемую мощность, вахты сменяются в назначенный час, «Тристан» резво рассекает форштевнем волжскую волну…

В первый же день путешествия любуемся на утопающие в зелени Чебоксары, а ночью – на залитый золотистым светом Казанский кремль. Повторяя изгибы русла, подворачиваем на юг, подходим к Ульяновску. Следующей ночью кружим по Самарской излучине, а к полудню оставляем справа по борту многоярусную набережную Саратова. И ровно через двадцать часов подходим к растянувшемуся на полсотни километров вдоль правого берега Волгограду. В южной оконечности города-героя аккуратно вписываемся в Волго-Донской канал – непривычно узкий после необъятных волжских просторов. Я торчу на палубе – фиксирую в памяти знаменательный момент. Вдруг моя мечта устроиться на круизный лайнер никогда не воплотится в жизнь?..

Все эти дни мы с Торбиным и Величко втихаря присматриваемся к морякам, а те, в свою очередь, осторожно наблюдают за нами. Стараемся не допускать ошибок, не выделяться из общей массы и избегаем открытого общения друг с другом, свято следуя легенде и заученным инструкциям. Вызывать подозрения у кого-либо из команды мы не должны, ибо у капитана имеется право «в случае необходимости отстранять от исполнения служебных обязанностей любого члена экипажа, списывать его с судна и отправлять в порт приписки при первой возможности». Без меня ему не обойтись: плавать без стармеха на борту запрещено, искать же замену – канительно и долго. А с матросами разговор короткий. Вот и приходится уподобляться шпионам: встречаться в «курилке» (на юте) или в лабиринтах надстройки и быстрым шепотом обмениваться добытой информацией.