Нарком Фрунзе. Победитель Колчака, уральских казаков и Врангеля, покоритель Туркестана, ликвидатор петлюровцев и махновцев - Алекс Громов

В марте 1916 года Михаил Васильевич отправился в Москву с паспортом на имя Павла Степановича Батурина. Побывал он тогда и в Петрограде, где обзавелся новыми документами на имя Михаила Александровича Михайлова. Они достались ему после одноклассника, с которым он дружил еще в Пишпеке. Друг бесследно исчез незадолго до призыва на военную службу. Возможно – скрылся от призыва. Но документы его остались у родственников, которые отдали их Фрунзе. В Москве Михаила Фрунзе встретили сестры Додоновы, снимавшие квартиру на Арбате. По рассказам современников, в компании девушек недавний каторжанин чувствовал себя замечательно. А когда возникла опасность, что полиция выследит беглеца, одна из сестер – Анна – вместе с ним уехала в деревню к своей матери. Был ли в этом личный интерес? Вполне возможно. Но после месяца в деревне Фрунзе по-прежнему под фамилией Михайлов уехал на Западный фронт, где был принят на службу в одно из тыловых управлений. Главной же его задачей оставалась революционная пропаганда среди солдат.

По мнению большевиков, широко пропагандируемому ими в то время, война могла быть двух видов. Одна – справедливая, целью которой является не захват новых территорий, а освобождение народов от гнета капитализма и империализма, а другая – несправедливая, под которой стоит понимать военные действия с целью захвата чужих территорий и порабощения их народа. Первую мировую (которая так еще не называлась) они считали несправедливой, империалистической. И поэтому с самого начала мировой войны партия большевиков выдвинула лозунг о превращении войны империалистической в войну гражданскую.

26 июля 1915 года в нелегальной (для Российской империи) газете «Социал-демократ» (печатном органе РСДРП), которая печаталась в женевской типографии (на территории нейтральной Швейцарии), была опубликована программная статья Владимира Ильича Ленина «О поражении своего правительства в империалистской войне». В ней сказано следующее[2]: «Революционный класс в реакционной войне не может не желать поражения своему правительству. Это – аксиома. Революция во время войны есть гражданская война, а превращение войны правительств в войну гражданскую, с одной стороны, облегчается военными неудачами («поражением») правительств, а с другой стороны – невозможно на деле стремиться к такому превращению, не содействуя тем самым поражению.

Единственно правильный пролетарский лозунг есть превращение современной империалистской войны в гражданскую войну. Именно такое превращение вытекает из всех объективных условий современной военной катастрофы, и, только систематически пропагандируя и агитируя в этом направлении, рабочие партии могут выполнить обязательства, которые они взяли на себя в Базеле. Только такая тактика будет действительно революционной тактикой рабочего класса, соответствующей условиям новой исторической эпохи».

Спустя полтора с небольшим месяца после публикации этой статьи, вызвавшей множество споров, прошла конференция европейских социал-демократов, выступающих против продолжения мировой войны и призвавших в итоговом манифесте конференции к немедленному заключению мира и последующей «войне классов» по всей Европе.

Но Ленин напрасно надеялся на германских социал-демократов – Альберт Эйнштейн, реально представлявший ситуацию в Германии, заявлял Ромену Роллану, что «победы в России оживили германское высокомерие и аппетит. Наилучшим образом немцев характеризует слово «жадные». Их почитание силы, их восхищение и вера в силу, их твердая решимость победить и аннексировать новые территории очевидны».

Фрунзе в отношении Первой мировой войны придерживался партийных взглядов. Так, в письме, написанном в январе 1915 года своему другу-большевику во Владимир, он подчеркивал: «Вы спрашиваете, каков мой личный взгляд на войну и отношение к ней социалистов?.. Что касается современной войны, то, по-моему, русским социалистам ни с каких точек зрения невозможно высказываться за активное участие в войне с вашей стороны. Это и принципиально недопустимо, и практически бессмысленно. Вот мой взгляд. В общем, я смотрю на положение довольно оптимистически. Воинственный задор скоро схлынет, выплывут на сцену все старые, больные вопросы нашей жизни, ибо война их только обострит, и снова закипит работа».

Война действительно обострила великое множество застарелых проблем. Причем произошло это довольно быстро. А.И. Уткин в книге «Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне» справедливо напоминает о том, что указанные проблемы оказали крайне тяжелое воздействие как на ход войны, так и на настроение в обществе.

Не успели подготовиться к войне, если такое вообще было возможно, – недаром существует поговорка, которая гласит, что генералы всегда готовятся к прошлой войне. Оказалась недостаточной техническая культура производства. Русская промышленность, хоть и начавшая развиваться на рубеже веков, была еще далека от преодоления всех неизбежных болезней роста. И революционные настроения были одной из этих болезней – но едва ли не самой грозной.

Недаром, анализируя обрушившиеся на Россию несчастья, британский военный атташе Нокс уже в конце 1914 года предсказал возможность распада России. Никакие бравурные публикации в центральной печати не могли исправить положение. Больше того – уже упомянутый Нокс констатировал, что эти статьи как раз и свидетельствовали об одной из опасностей, а именно о постоянном стремлении всех и вся приукрасить реальность, сделать вид, что дела обстоят не так уж и плохо. Вместо того чтобы сказать пусть неприятную, но правду.

И ведь ресурсы в стране были. Не было умения рачительно их использовать. Товарищ председателя «Общества сближения между Россией и Америкой» Николай Бородин, ихтиолог, член масонской ложи «Чермака», входившей в «Великий Восток народов России», и депутат Думы, был во время войны специалистом по использованию искусственного холода для хранения скоропортящихся продуктов. Он вспоминал: «Поездка на фронт летом 1916 г. была для меня поучительной. Поручение было из числа пикантных: выяснить причины порчи громадного количества рыбы, поставленной армии министерством земледелия… Осматривая эти гигантские провиантские магазины с громадными запасами всевозможных пищевых продуктов для всепожирающей миллионной армии, я не мог освободиться от впечатления, что все это богатство отобрано от массы оставшегося в тылу мирного населения, которое рано или поздно ощутит нехватку во всем этом добре… Но с чем было трудно мириться – это с бесполезной гибелью этого собранного со всех концов матушки России добра. Между тем, не говоря пока о рыбе, я при осмотре складов видел горы подмоченного сахара, риса, сухарей…»