Неукротимая красавица - Бертрис Смолл

– Спокойной ночи, любовь моя!

После того как Патрик закрыл за собой дверь, Катриона Хей долго лежала без сна и прислушивалась к тишине ночи. В камине негромко потрескивали дрова. Где-то вдалеке ухала сова, ей подвывали волки. Теперь девушка начинала понимать, что имела в виду мать, но точно так же понимала Эйлис и проникалась сочувствием к кузине Фионе. Вспоминая события полуторачасовой давности, она почувствовала, как напряглись груди, а щеки охватило жаром. Остаток ночи Катриона пребывала в беспокойном полусне-полубодрствовании.

С Гленкирком они встретились утром, перед традиционной прогулкой верхом, и граф приветствовал ее в своей обычной манере. Кэт последовала его примеру, и все шло как обычно, пока они не оказались на безопасном удалении от замка. Тогда, медленно повернувшись к нему, она произнесла:

– Я ни о чем не жалею – имейте это в виду.

Он широко улыбнулся.

– Так и сожалеть не о чем, Кэт. Мы всего лишь целовались и ласкали друг друга… обычное дело для влюбленных.

– Я снова приду к тебе, – твердо заявила Кэт.

Патрик усмехнулся.

– Лучше оставайся в своей кроватке, как хорошая девочка, или я не отвечаю за последствия.

Повернувшись к нему, она надула губки.

– Я не хочу оставаться в одиночестве.

Он всмотрелся в ее лицо и понял, к своему величайшему удивлению, что его будущая жена вовсе не кошечка, а истинная тигрица, и, уже серьезно, предупредил:

– Не советую упорствовать, иначе придется поучить тебя хлыстом, так что не сможешь сесть на свою чудесную попку. И я не шучу.

Поздно вечером она заявилась в его комнату и, протянув ему хлыст из кожи газели, сбросила ночную сорочку. Он швырнул хлыст в огонь камина, притянул ее, нагую, к себе и принялся целовать. Рука его скользнула к пушистому холмику. Она всхлипнула, но не остановила его…

Празднества Двенадцатой ночи закончились, братья и сестры разъехались по своим домам. Граф настоял, чтобы Катриона вернулась в Грейхейвен на несколько недель, чтобы потом снова приехать в Гленкирк, уже на собственное бракосочетание. Катриона не хотела уезжать, но поскольку каждую ночь она упорно приходила к Патрику в комнату, он чувствовал, что, если не получит передышки от этой пытки, то сделает нечто такое, о чем им потом обоим придется жалеть.

За пару недель до бракосочетания она вернулась в Гленкирк с целым караваном приданого: одежда, драгоценности, ткани, домашняя утварь, мебель. К смятению Патрика, она поселилась в апартаментах графа и графини, к которым примыкала и спальня Патрика. На дверях между комнатами никогда не было замков, и, если бы он велел поставить их сейчас, это вызвало бы массу разговоров. В первый вечер после возвращения невесты он намеренно допоздна засиделся с Адамом в надежде, что к тому времени, когда вернется, она уснет.

Наконец, пожелав брату спокойной ночи, Патрик направился к себе. Дверь между двумя спальнями была открыта. Он прислушался, но из другой спальни не доносилось ни звука. Быстро раздевшись, он собирался забраться под одеяло, когда услышал нежный голос:

– Патрик, любовь моя, приди ко мне, постель уже согрета.

Повернувшись, он обнаружил ее стоящей в дверном проеме между двумя комнатами, совершенно обнаженную, как и он сам. Он не мог оторвать взгляда от ее чудесных полных грудей и длинных стройных ног. Волосы цвета темного меда падали густой тяжелой волной до тонкой талии. Блеск глаз не скрывал даже полумрак.

– Если я разделю с тобой сегодня постель, то хода назад уже не будет. Я больше не стану просто ласкать тебя, а возьму твою девственность. Не пожалей потом!

– Пойдем, Патрик.

Кэт сделала несколько шагов к своей спальне, и он последовал за ней.

– Ты уверена, милая?

– Не могу ждать больше ни мгновения. Пожалуйста, не заставляй меня упрашивать!

Она юркнула в постель и протянула к нему руки. Патрик лег рядом, притянул ее трепещущее тело к себе и принялся целовать. Почувствовав, как всю ее охватила дрожь, он приподнялся на локте и попытался взглянуть в глаза.

– Ты уверена?

– Да, милорд.

Его губы принялись изучать ее тело, а когда сомкнулись на маленьком твердом соске, от восхитительных ощущений – наслаждения и страха – она заметалась. Его рука исследовала влажное тайное местечко у нее между ног – поглаживая, лаская, подразнивая. Осторожно он ввел в нее палец, и она изогнулась дугой, принимая его, непроизвольно напрягаясь. Он был очень осторожен, не желая причинить ей даже малейшей боли.

Однако он не торопился. Впереди у них целая ночь, и Патрик хотел, чтобы Кэт вознеслась к вершинам наслаждения. Она была у него далеко не первой девственницей, и он по своему опыту знал, что возбужденные девушки испытывали меньшую боль при проникновении.

Он взял ее ладонь и положил на свой напряженный орган. Она не только не отдернула руку, а, напротив, хоть и неловко, но нежно погладила его, вдруг нагнулась и… поцеловала бархатистую головку.

Крупная дрожь охватила все его тело. Повернув ее так, чтобы обеспечить себе доступ к каждой выпуклости и впадинке, он стал ее целовать. Их языки горели пламенем страсти, изучая и сжигая друг друга. Она извивалась под ним, и Патрик был счастлив, что сумел заставить ее задыхаться от наслаждения. Склонив голову к ее тайному местечку, он коснулся губами крошечного бугорка, затем проник языком в призывную маленькую расщелину. Катриона испуганно вскрикнула.

Лаская губами и языком нежные складки, он развел ей бедра. Дождавшись, когда она содрогнется, достигнув пика, он приподнялся на руках и осторожно вошел в нее. Ему пришлось призвать на помощь все свое самообладание, когда она резко подалась ему навстречу. Замерев на мгновение, он посмотрел на нее: вся покрытая легкой испариной, она казалась… испуганной.

Лаская дрожащее тело, он попытался успокоить ее, и Кэт едва слышно пролепетала:

– Мне больно, Патрик! Ужасно больно…

– Потерпи еще минуту, дорогая! Мгновение, а затем будет лучше.

И не давая ей возможности протестовать, он, напрягшись всем телом, вошел в нее до упора, прорвав преграду. Глаза ее расширились, и она вскрикнула от боли, но он заглушил ее крик поцелуями. Через несколько мгновений боль начала стихать, а когда почти исчезла, он стал медленно, нежно двигаться внутри ее. Кэт тут же подхватила его темп и стала двигаться вместе с ним. Волны наслаждения постепенно накатывали на нее, а когда стали особенно интенсивными, одна такая волна закружила ее и накрыла с головой. Она услышала протяжный крик и не сразу узнала собственный голос. Сознание затуманилось, а когда Кэт пришла в себя, то обнаружила, что заливается слезами в объятиях Патрика.

Его терзали угрызения совести и ненависть к себе. Покрывая поцелуями ее мокрые от слез щеки, он молил простить его за грубость. Кэт оборвала его покаянную речь смехом сквозь слезы.