Сыны Солнца - Виктор Форбэн

не только не казался больше смешным, но они даже окружили его благоговейным почетом.

Оправившись от усталости, послы стали прогуливаться по селению. Они останавливались на залитых солнцем площадках перед пещерами и охотно вступали в разговор с яванами. Обе стороны смеялись, так как одни и те же слова странно звучали в разных произношениях.

Гуляя однажды, Куа остановился у верстака, где Минати вырезал по слоновой кости, и перекинулся с ним несколькими словами. Когда он на другой день снова зашел к юноше, прием был более любезен. Минати был в недоумении: должен ли он ненавидеть этого человека, который некогда вырвал его из когтей смерти и обрек на это унизительное существование, или же любить это чудовище, избегнувшее, подобно ему самому, неумолимый закон? Чувство симпатии к карлику взяло верх и он показал ему свои изделия. Костяные иглы привели Куа в восторг. Кочующие торговцы уже как-то привозили их в область Сены, но ни за что не хотели сказать, в какой стране их производят.

Куа поздравил мастера и сказал, что племя яванов может гордиться таким достойным сыном. Но вдруг он остановился, пораженный изумлением: он уловил доносившиеся из глубины пещеры странные звуки, ему послышались тяжелые вздохи, вырывавшиеся из чьей-то груди. Он понял, что какая-то женщина находится совсем близко от них и подслушивает их разговор… Но он никак не мог догадаться, что это была подруга его детских игр.

— Мне в первый раз приходится слышать, что я гордость племени, — воскликнул Минати, когда Куа удалился. — Мать, отчего же твои глаза не светятся гордостью?

Он сознался матери, что чуть было не показал карлику свой лук и стрелы, и решил, что если завтра тот придет к пещере, он непременно скажет, что он именно и есть некогда спасенный Куа ребенок.

— Уж я себе представляю, каким головокружительным прыжком он выразит свою радость. Мать, что с тобой? Ты побледнела. Мне Куа кажется олицетворением доброты. Разве это не так?

— Да, это так, но он сын своего племени. А дух племени сильнее чувства доброты. Тебя могла спасти доброта двадцатилетнего юноши; мне в то время было пятнадцать лет. Но с тех пор прошло много времени и всесильный дух племени изменил его сердце. Сын, прошу тебя, не выдавай нашей тайны.

Легкий шум заставил их обернуться. Томимый смутным предчувствием, Куа вернулся обратно, сославшись на необходимость кое-что купить у Минати. Холодный поклон Таламары, успевшей придать своему лицу спокойное выражение, привел его в замешательство. После минутного колебания, он решил прибегнуть к хитрости. Притворившись, что он выбирает иглу, он дал волю своему языку и рассыпался в шутках, от которых Минати покатывался со смеху. Но его остроты, рассмешившие сына, не произвели никакого впечатления на мать. Она безучастно стояла в стороне и не разжимала судорожно сжатых губ. Призрак юной и беззаботной девушки с белокурыми косами заслонил перед карликом бледное и лихорадочное лицо женщины, в волосах которой уже серебрились белые нити. Он украдкой посмотрел на нее и тщетно искал в ее лице хотя бы смутные следы прошлого.

— Я тебе расскажу свою историю, юноша. Это, конечно, тайна. Но за те сорок лет, что я разгуливаю под ярким солнцем, она уже успела облететь зеленеющие берега Сены и с тебя не сдерут живьем шкуру, если ты расскажешь ее темной ночи.

Когда моя мать увидела, что за прелестное дитя шевелится возле нее на мху, она снесла его в лес и колыбелью ему выбрала дупло дерева. Дома она рассказала, что ее милое дитя унес медведь. Я тогда уже, видно, был маленьким чудом природы. Мать впоследствии часто рассказывала мне, что, лежа в дупле, я не пищал ни днем, ни ночью. Я терпеливо ожидал сумерек, когда мать приходила кормить меня грудью. Когда я научился ходить, она принесла меня в свое селение. Там немедленно начались приготовления к тому, чтобы торжественно свернуть мне шею. Но когда старейшина увидел, как я подпрыгиваю и кривляюсь, он чуть не лопнул со смеху, и это меня спасло.

Куа пристально посмотрел на Таламару и проникновенным голосом сказал:

— Я знаю еще одного ребенка, который в свое время избег сурового закона. Когда у любимой жены нашего вождя Нанак-Сангара родилось хилое дитя…

— Это был я! — выпрямившись во весь рост, сказал юноша.

Лицо карлика просияло. Он преклонил голову перед седой женщиной:

— Жаба по-прежнему твоя вещь, Цветок Шиповника, — обратился он к ней, назвав ее девичьим именем.

Она отняла руку от своего залитого слезами лица и нежно положила ее на голову Куа.

Глава V

Рассказ Жабы

Отсутствие охотников на мамонтов затянулось и нетерпение женщин росло. Каждое утро они взбирались на вершину холма, откуда в час восхода солнца открывался вид на высокую долину Везера. Оттуда они толпой отправлялись к пещере жреца-прорицателя. За мясо или за выделанную шкуру он соглашался вопрошать духов.

Забравшись в глубину пещеры, он в темноте испускал пронзительные вопли и стоны; вскоре он с блуждающим взглядом и перекошенным лицом, как будто с ним только что произошел эпилептический припадок, выходил оттуда и начинал рассказывать, что видела его душа, когда духи вознесли ее на крыльях выше гор. Вдохновенным голосом он изрекал, что охотники бредут по дремучим лесам, сгибаясь под грудами мяса. Обрадованные женщины в порыве благодарности обещали ясновидцу много зерен белены и цветов цикуты, из которых приготовлялся напиток, обладавший свойством привлекать в тело человека всеведущих духов.

Из осторожности, Куа стал реже приходить в мастерскую Минати. Он предпочитал спускаться по отлогому склону на площадку, где мальчики в возрасте от пяти до пятнадцати лет занимались упражнениями, развивающими ловкость и проворство. Каждый из них по очереди становился в начерченный на песке четырехугольник, сторона которого была длиной с человеческую руку. Наставник, удалившись шагов на двадцать, с силой метал в них камни величиной приблизительно с орех. Мальчики должны были увертываться от ударов, не выходя за границы четырехугольника.

В юношей старше пятнадцати лет, готовившихся быть воинами, метали камни два человека одновременно. Чтобы избегнуть их ударов, приходилось прыгать и изворачиваться с быстротой молнии. Позже, вместо камней, метали и дротики с притупленными кремневыми наконечниками.

Поглядев на упражнения юных атлетов, Куа отправлялся в