Цветок на ветру - Маргарет Пембертон

– Что это? – спросила леди Гленкарти, когда они вышли из леса. Взгляд ее был устремлен на лошадку.

– Монгольский пони. Он очень крепкий, – заверила Оливия, ласково гладя животное.

– Мне предстоит ехать на этом? – неприязненно фыркнула леди Гленкарти.

– О, пожалуйста, Кларисса, – взмолилась Летиция Харленд, со страхом глядя на пони. – Правда, он маленький, но выглядит свирепым, и вряд ли я смогу на нем ехать.

Леди Гленкарти уже приготовилась к негодующей тираде, когда Льюис равнодушно вставил:

– Вам придется что-то сделать с платьем, если хотите сесть на лошадь.

Леди Гленкарти стиснула зубы, но, признав поражение, с яростной силой разорвала боковой шов платья едва ли не до самого бедра и забралась на пони со всем возможным достоинством.

Как ни удивительно, Оливия совсем не чувствовала усталости. Они снова двинулись в путь, и она шла рядом с Синклером. Сзади неуверенно покачивались в седлах Легация и леди Гленкарти. Процессию замыкал сэр Уильям, изо всех сил старавшийся не показывать усталости.

– Далеко ли до южной большой дороги? – спросила Оливия Льюиса, оглядывая простиравшуюся перед ними обширную спокойную, выжженную солнцем равнину. В эту весну на землю не упало ни капли дождя. Урожай погиб. Поля остались неубранными. В некоторых частях страны засуха длилась уже два года.

– Миля. Или меньше. Если прислушаетесь, уловите стук колес.

Оливия на минуту остановилась, и прислушалась. До нее донесся очень слабый, но отчетливый грохот китайских тележек, катившихся по иссохшей земле.

– Это не могут быть «боксеры»? – с внезапным страхом спросила она.

– Вряд ли, – покачал головой Синклер. – «Боксеры» путешествуют верхом, что выходит гораздо быстрее.

– Но кто это? Китайцы редко ездят по ночам. Почему на дорогах столько людей, да еще в такое время?

– Беженцы, – сдержанно ответил он. – Новообращенные бегут на юг.

Шум постепенно становился все отчетливее, и Оливия увидела длинную процессию, направлявшуюся к Пекину. Только некоторые счастливчики сидели на повозках. Бледные испуганные лица выглядывали поверх высоких бортов. Ослики и мулы пошатывались под непосильным грузом. Женщины несли младенцев на спинах. Дети постарше устало брели за родителями.

– Откуда взялись все эти люди? – озадаченно пробормотала Летиция, когда узкая тропа, по которой они шли, слилась с широким трактом.

Никто не ответил. Льюис что-то тихо говорил престарелому китайцу, опиравшемуся на крепкий березовый посох, а Оливия встревожено наблюдала за ним. Когда старик, прощально взмахнув рукой, отошел, Оливия поспешила к Льюису. Сердце ее упало при виде его помрачневшего лица.

– Все они бегут от «боксеров»? – допытывалась она, не обращая внимания на толчки со всех сторон.

– Да. Они из Шаньфу. В городе есть несколько миссий и большая больница, а большинство населения – христиане.

Где-то пронзительно закричал ребенок.

– И все ушли? – недоверчиво допытывалась она.

– Все, кто может ходить, – подтвердил Льюис тоном, от которого у нее мороз прошел по коже. В больнице наверняка остались лежачие пациенты. Женщины и дети.

Оливия слегка покачнулась. Льюис бросил на нее обеспокоенный взгляд.

Ей выпал тяжелый, кошмарный день. Не жалуясь и не сетуя, она прошла несколько миль по бездорожью и, должно быть, совсем измучена, хотя виду не показывает.

Оливия была не слишком высока: пять футов два или три дюйма, а с распущенными темными волосами и в грубом туземном платье выглядела настоящей китаянкой. Он ощущал чистый запах ее волос, видел тонкий профиль и испытывал давно забытую потребность защитить и охранять. И сознание этого наполнило его глубочайшим беспокойством.

Синклер поспешно отвел глаза и тут же услышал резкий голос леди Гленкарти:

– Доктор Синклер, будьте так добры уведомить того крестьянина впереди, что нам нужна его тележка.

Упомянутый крестьянин, устало толкавший тележку, в которой сидели его жена и ребенок, опасливо оглянулся и ускорил шаг.

– Ради всего святого, остановите его! – взвизгнула леди Гленкарти. – Я отказываюсь ехать на этом злосчастном животном! Потребуйте, чтобы он отдал тележку!

– И позволил жене и ребенку идти пешком? – уничтожающе бросил Льюис.

– Крестьяне привыкли много ходить, – отрезала леди Гленкарти, подводя пони к крестьянину и нагибаясь, чтобы схватить его за плечо.

Тот злобно взвыл и увернулся, едва не сбив ее.

– Стоять! – завопила леди Гленкарти, сверкая глазами. Грудь ее тяжело вздымалась. Усмиренный крестьянин выполнил приказание, и леди Гленкарти с победным видом, скатилась с пони и промаршировала к тележке. Но тут Синклер широким шагом устремился к ним и, вцепившись в руку леди Гленкарти, повернул ее лицом к себе. Лицо его исказилось таким бешенством, что даже сэр Уильям попятился.

– Вы не имеете права распоряжаться тележками, ни этой, ни вообще никакой! – прошипел Синклер. – Немедленно садитесь на пони или идите пешком!

Леди Гленкарти безуспешно пыталась вырваться.

– Как вы смеете говорить со мной подобным тонем? – взвилась она, но в голосе не звучало привычной властности, Да и выглядела она довольно жалко. – Немедленно извинитесь! Сэр Уильям, потребуйте, чтобы он извинился.

– Доктор Синклер совершенно прав! – сухо заявил сэр Уильям. – В тележке мы все не поместимся, так что нам придется разделиться, а это очень опасно. Кроме того, женщина и ребенок выглядят настолько слабыми, что просто не смогут идти.

– Но есть и другие тележки! Много тележек! – упорствовала леди Гленкарти. Крестьянин, сообразив, что получил отсрочку приговора, снова пустился бегом.

– И все они не наши, – категорично заявил сэр Уильям. – Я не настолько низко пал, чтобы лишать женщин и детей их единственного имущества. Садитесь на пони, Кларисса, и в путь!

Леди Гленкарти злобно покосилась на него и, вырвавшись от Льюиса, промаршировала обратно. Но, усевшись на пони, так яростно вонзила каблуки в бока, что тот обиделся на подобное обращение и, раздраженный непривычной тяжестью, протестующе фыркнул и бросился вперед. При этом он сбил с ног Оливию. Та упала, ударившись об утоптанную землю с такой силой, что не сразу смогла дышать. Словно сквозь вату до нее донеслись яростные проклятия Синклера. Он очутился рядом, встал на колени, приподнял ее за плечи и с поразившей ее глубиной чувств прошептал:

– Вы не ранены?

Оливия качнула головой, и он, осторожно ее приподняв, положил ее голову себе на грудь. Она ощутила все тот же слабый аромат одеколона, который шел от его одежды… неопределенный запах мужчины, от которого сердце безумно заколотилось чуть ли не в горле. Даже Филипп не обнимал ее так нежно.