Головастик и святые - Андрей Филимонов

Мальчик не был ни маленьким, ни глупым. Он умел бить в барабан и завязывать красный галстук. Он умел рисовать. Однажды, в день рождения Сталина, он нарисовал картину – башню с красной звездой. На обратной стороне листа красивым почерком вывел самые лучшие слова поздравления, какие знал. Товарищ Сталин, писал он, какое счастье, что Вы родились! Какое счастье для меня, что я, простой советский мальчик, родился в тот же самый великий день, что и Вы!

Мальчик побежал на почту, где купил марку – синий квадратик с белым дирижаблем, плывущим в высоком небе. Мальчик воображал, что дирижабль повезет в Москву его письмо, повиснет над Кремлем, зацепится якорем за красную звезду на башне. Летчик из кабины бросит веревочную лестницу, по которой торопливо спустится почтальон в фуражке, с толстой сумкой на ремне и быстрым шагом пойдет к трибуне мавзолея навстречу товарищу Сталину. Приложив руку к козырьку фуражки, почтальон сообщит: Вам письмо от мальчика! Сталин прочитает и обрадуется.

Наверное, все так и было. Потому что в синий-синий новогодний день, когда на стеклах распустились морозные звезды, мальчику принесли ответ. И не просто ответ, а горячий привет. И в придачу большую коробку, запечатанную сургучом. Мальчик сломал коричневую печать, ножиком расшатал маленькие гвоздики, державшие крышку. И, волнуясь, заглянул внутрь. Там, в клочьях белой ваты, лежал настоящий игрушечный поезд.

Черный паровоз с красной звездой и прицепленным сзади тендером тащил один зеленый пассажирский и много-много-много коричневых товарных вагонов. Это оказался замечательный поезд, длинный, как жизнь, которую предстояло прожить мальчику.

Поезд ехал по столу, накрытому белой скатертью, по старому паркету в коридоре, по ступеням холодной лестницы в подъезде, по скрипучему снегу во дворе. Ехал и стучал колесами, ехал и стучал. Мальчику самому хотелось стать игрушечным, чтобы попасть в пассажиры этого чудесного советского поезда.

Его мечта сбылась на площади с тремя вокзалами, когда черная машина увезла тех, кто знал его имя. Вопросы мучили мальчика, как гадкие злые лебеди, автомобильная карусель кружилась на площади, ноги дрожали и подгибались. Он облизывал губы и шептал: вернитесь, вернитесь…

Через какое-то неизвестное время среди разноцветных машин мелькнула та самая – черная. Мальчик замахал рукой, как, наверное, Робинзон махал парусу на горизонте. С последней надеждой.

Машина заметила мальчика, подмигнула ему боковым фонарем, снизила скорость и остановилась у обочины. Задняя дверь открылась, мужской голос спросил:

– Где родители?

– Не знаю.

– А. Тогда залезай.

Он радостно прыгнул на сиденье. Дверь захлопнулась. Машина рванула с места и скоро привезла его к железным воротам, у которых стоял человек с ружьем. За воротами была станция и много-много-много коричневых вагонов цвета эскимо, которое папа обещал купить в Ленинграде, когда они поедут кататься по широкой серьезной Неве на речном трамвайчике.

Мальчик думал, что мама и папа ждут его в вагоне. Но там оказались незнакомые молчаливые люди да еще сено на полу. Когда закрылась и эта, вагонная дверь, не стало ничего.

В темноте мальчик услышал, как заскрипели колеса.

Поезд тронулся. Он ехал и стучал колесами, ехал и стучал.

Сидя у деревянной стены на охапке соломы, мальчик тихо ждал, когда другой мальчик, которому товарищ Сталин отправил в подарок этот замечательный поезд, откроет коробку и впустит в вагончики свет.

Но это случится не скоро, мальчик знал, что посылку доставят только под Новый год. А пока надо терпеть скуку, голод и темноту. Хотя она оказалась не такой уж страшной. Иногда темнота протягивала мальчику ломоть хлеба, кусок сахара, кружку воды. Бывало, что она обнимала мальчика рукой, и тогда не трудно было представить, что это папа или мама. Темнота плакала и пела, даже молилась иногда. Но чаще всего она молчала, незаметно для мальчика стирая из его памяти имена, лица и все остальное.

Когда коробку открыли, Новый год еще не наступил. Но было уже холодно, особенно в летней одежде. Из серого воздуха возникали злые хлопья снега. Мальчика и всех остальных посадили на корабль, рыжую баржу, похожую на состарившийся, больной водянкой речной трамвайчик.

В трюме баржи темнота вела себя по-другому. Она больше не пела и не давала мальчику хлеба. Он подумал, что темнота, должно быть, умерла и протухла, оттого так нехорошо пахнет со всех сторон.

Когда вонь стала невыносимой, как будто прямо в рот пихают дохлую крысу, сверху открылся люк, и на головы людей в трюме повалил снег.

Мальчик и все остальные поднялись на палубу, где человек с наганом что-то громко читал по бумажке. «Граждане спецпоселенцы!» – обращался к ним человек. Но мальчик не слушал, потому что увидел остров посреди реки. Может быть, река не была такой серьезной и широкой, как Нева, зато остров был необитаемый, мальчик это сразу понял. И значит, его ждало приключение.

Он не ошибся. Робинзонов, которые остались живы после плавания в трюме, выпустили на остров. Сначала все сидели на берегу, глядя, как удаляется баржа. Но быстро замерзли и разбрелись по острову в поисках сухого места. Такого не нашлось. Огня тоже не было. Мальчику и остальным люди с ружьями только и оставили, что несколько мешков муки, которые вскоре намокли.

Мальчик видел, как робинзоны, оттолкнув его в сторону, рвут холстину мешков и руками запихивают в рот липкое и серое, в которое превратилась мука. Потом он увидел, как робинзоны бегут к воде, чтобы пить, и серое лезет обратно у них изо рта. Мальчик нашел в лесу гриб, съел его и переночевал в дупле дерева, где было не так холодно.

На другой день он заметил, что многие робинзоны лежат на берегу ничком, головой в волнах. Он вернулся в лес, к своему дереву, по дороге нашел шишку и съел ее целиком. Он ел снег, твердые красные ягоды, застывшую на деревьях смолу. А когда вернулся однажды к месту высадки на остров, обнаружил, что живые впиваются зубами в мертвых.

Мальчику совсем не хотелось есть сырых мертвецов и не хотелось видеть, как это делают другие.

Он отвернулся и стал разглядывать теплые человеческие огоньки на далеком берегу. Там кто-то жил. Надо было придумать, как пересечь этот ледяной поток. Надо было найти, на чем. Живя в родном городе, мальчик, как ни странно, не успел научиться плавать. Если бы решился плыть – он бы наверняка утонул, как и другие отчаянные робинзоны, которые с криком бросались в воду и быстробыстро шли ко дну.

Мальчик подумал: мертвых нельзя есть. Но кто сказал, что на них нельзя переправиться через реку? Если мертвый спасет живого, это будет очень хорошо. Товарищ Сталин, окажись он сейчас на острове, наверняка сказал бы мальчику: иди на берег, выбирай любого и плыви! Может быть, даже пошел вместе с ним к реке и помог столкнуть в воду длинного худого старика, у которого было так мало мяса, что хищные робинзоны погрызли его совсем немного и бросили. И, конечно, помахал бы с берега рукой на прощанье: доброго пути, мальчик, интересная жизнь в советской стране тебя ждет!