Доминирующая раса - Олег Серегин

Михаль отпустил меня, и я едва не села, где стояла.

— Она умная как человек, — тихо продолжал он, — говори с ней как с человеком, как со старшей, вежливо…

— Здравствуйте, — сказала я. А что ещё говорить?

Огромная морда опустилась на уровень моего лица.

— Здравствуйте, — прошептала я. — А я вот…

Плотный выдох толкнул меня в грудь. Я судорожно облизала губы.

— Меня зовут Янина. Я опе… учусь на оператора. Я пришла, чтобы познакомиться с вами и… и…

Мать выпрямилась. Она была до жути громадная. Мне показалось, что она раздавит меня и не заметит. Я впала в столбняк и не могла двинуться с места, пока не поняла, что нуктиха смотрит на мастера.

— Мела её зовут, — умиротворённо сказал он. — Она тебя признала. А теперь иди, погуляй, не нервируй многодетную женщину.

И тогда я заметила что-то вроде створок на её брюхе, десять или двенадцать маленьких заслонок парами шли от грудины к хвосту. Нижняя пара была приотворена, и внутри показывалось что-то светлое, влажное, совсем не бронированное…

Это я понимаю. Я зачёт сдавала. Поколение Аджи уже совершеннолетнее, но ещё недостаточно взрослое, чтобы кто-нибудь из них мог занять место её собственных самцов. Да и не станет Мела менять привычных мужей. Она отложила новые яйца, скоро вылупятся крохи и будут кормиться молоком…

Протомлекопитающие.

Я улыбнулась, когда подумала об этом. Как будто именно это делало их ближе к нам. Это, а не глубокая генетическая коррекция, превратившая неуёмную агрессию крупных полуразумных хищников в самозабвенную преданность.

Говорят, технически коррекция оказалось несложной. Но вот сделать нукт не такими слюнявыми генетики не могут до сих пор.

К воротам вольера я шла счастливая и усталая. Всего пару часов я провела на ногах, но так изволновалась, что ноги подламывались точно после марш-броска по пересечённой. Теперь все марш-броски я буду проходить на пару с Аджи. Ха! На нукту всегда можно повесить свой рюкзак. И даже самой сесть. Они практически не устают.

На полпути он выскочил из чащобы и стал нарезать круги, держа меня в поле зрения. Вернее, себя в поле моего зрения, потому что чувств у нукт больше, чем у людей. У них невероятное чувство пространства, для них не существует лабиринтов, и видеть им совсем необязательно. Возле ворот Аджи остановил меня, едва не уронив при этом, и полез ласкаться. Мне пришлось вытаскивать его чуть ли не за хвост, потому что из-за дверей на меня по-змеиному шипела Николь. Ей предстояло идти следующей, но она почти не волновалась. Она выросла с нуктой, лет до восьми постоянно ходила в слюнях, а когда видела страшный сон, то сгребала подушку с одеялом и уходила спать на чердак к Рексу.

Своего друга она назвала Файр.

Файр по-своему уникален — из всех известных мне боевых только он способен при свидетелях выполнить команду «апорт». Прочие расценивают её как попрание их достоинства и смертельно оскорбляются. Николь сначала думала, что Файр глупый, но он просто весёлый. Помню, на Терре-5 Николь закрутила роман с энтомологом Хансом. Вот это, я понимаю, энтомолог! На Экмена смахивает, только благодушный и невозмутимый, настоящий швед. Завидев его, Файр мгновенно принимал позу угрозы, но Ханс беднягу просто игнорировал. Файр пробовал на него рычать, — и Ханс зарычал на него в ответ. Отчаявшись, Файр пошёл и стал плевать на хансовы вещи, погубив тем самым не только свитер, но и часть ценной коллекции насекомых. За что был Николью нещадно бит. Отлупленный Файр смертельно обиделся, убежал и три дня блуждал по лесам в одиночестве, но потом вернулся, понуро прошествовал через весь лагерь и обречённо бухнулся перед Хансом на спину. В конце концов, они стали не разлей вода. После того, как Ханс и Николь поженились. Вообще-то у нукт полиандрия, но приставучий чужак и другой самец собственного прайда — не одно и то же.

В доме мастеров стояли накрытые столы. Нас встретили шумным весельем и тостами. У меня чуть-чуть кружилась голова, и моя радость деликатно подставлялся мне под локоть… Я чувствовала себя слишком тупой и усталой, чтобы до конца осознать то хорошее, что сегодня случилось.

Народ травил байки. Мне рассказали байку про русских. Что русские девчонки, выходя из вольера с нуктой, всегда произносят одну из двух сакраментальных фраз. Или обе сразу. При этом имея такой вид, как будто изрекли сентенцию вселенской важности. И никто не может понять, зачем и почему они это делают. Первая фраза — «Зубы и когти, когти и зубы, но главное — хвост!», вторая — про необыкновенного и самого лучшего в мире крокодила, с которым они теперь вместе.

Я встала, подбоченилась и произнесла фразу про хвост.

Док приходил ещё несколько раз. Расспрашивал про воспитание нукт и их физиологию. С чего мне было скрытничать? Операторов секретам не учат. То, что я знаю, можно даже прочитать, если пораскинуть мозгами и догадаться, где подобные сведения могут публиковать. Вот мастера, они действительно знают кое-что. Их знания передаются из уст в уста, не сразу, только тем, кто заслуживает доверия. И мастер никогда не пойдёт в заброс. Это не его дело.

— Янина, — Док наконец задал вопрос, который я думала услышать гораздо раньше, — вы знаете имена штатных агентов на Фронтире?

— Вы поторопились, — устало ответила я. — Я не успела получить разведданные.

Он не огорчился.

Да, я давно поняла, что нужна им для другой цели.

Ну почему, почему я?! Почему меня угораздило попасть на Фронтир, и именно в тот момент, когда кому-то пришла глупейшая блажь — завести собственный питомник? Почему эти люди начинают действовать раньше, чем получат всю информацию и оценят даже не рентабельность, а просто возможность того, что им хочется?

«Мы решим это опытным путём».

Действительно, что ещё можно сказать о х’манках?

Только то, что они побеждают. Так или иначе, невзирая ни на что.

В свободное от посещений время я мучилась смертельной тоской. Мне принесли лэптоп, карту с библиотекой и фильмотекой, но сейчас это не вызывало у меня ни малейшего интереса. Дважды в день я прогоняла специальный комплекс упражнений, чтобы держать мышцы в тонусе; было искушение делать это чаще, просто от скуки и со злости, но экстрим-оператору нельзя слишком наращивать мышечную массу. Многим нуктам свойственно переоценивать свои силы. Аджи тоже такой. Вдруг… вдруг нам ещё доведётся встретиться. Отработать кое-какие элементы. Мой хороший может не рассчитать длину прыжка.

Пару раз приходил Лэри. Я старательно пыталась его разговорить. Это было несложно, потому что всё равно бесполезно. Я подозревала, что отсутствие обычной камеры слежения означает только присутствие дорогущей сенсорной камеры.

Лэри убрали. Питание мне стала таскать толстая, угрюмого вида тётка. Похоже, повариха. Ну и ладно. Одной иллюзией меньше.

— Вы не сможете отсюда уйти, Янина, — вскоре после этого сказал мне Хейнрри. — По нескольким причинам. Здесь нет казённых машин. И настолько старых машин, чтобы их ключи не были завязаны на генокод, нет тоже. Вы, как всякий оператор, благоразумны. В пустыне регулярно бывают самумы. Температура в ней выше, чем в пустынях Земли и даже Терры-3. И, что немаловажно, гуляют ррит. Кроме того, я думаю, вы же не уйдёте без Аджи?