Цветы и яблоки - Светлана Ручинская

все свое время воспитанию Стасика, пятилетнего сына Вовы и Лизы, и уже много недель не навещала дочь. Люба могла её понять, мягкая и слабохарактерная, Татьяна была её противоположностью, но даже для волевой и напористой Любы, находиться в таком месте было нестерпимо тяжело.

Под действием препаратов, Лиза больше не пыталась покончить с собой и перестала постоянно плакать, но начала забывать о случившемся. Когда ей пытались рассказать, начиналась очередная истерика, под действием укола успокоительного, она засыпала, а когда просыпалась, то снова ничего не помнила. И каждое утро встречала Любу вопросом, когда придет её покойный муж. Врачи разводили руками, говорили что психика – слишком тонкая сфера, чтобы что-то предугадать, состояние Лизы называли прогрессом и говорили что лучше на время оставить все как есть. «Может ей и лучше там, в её вымышленном мире, где Вовка живой», – думала Люба, и вся тяжесть реального мира обрушивалась на её плечи. Но каждое утро она снова ехала навестить невестку.

Время встречи закончилось, и медсестра отвела Лизу в палату. Люба, тяжело вздыхая, сложила полные коробки с едой в пакет и пошла к автобусной остановке.

Глава 2.

Дома Любу ждал муж Слава в уже привычном для него состоянии: сидящим с рюмкой на кухне, в руке его тлела зажженная сигарета, а он неподвижно смотрел в окно на играющих во дворе детей. Покладистый и мягкотелый, Слава топил горе в бутылке.

– Ты бы хоть закусывал, – Люба бросила на стол коробки с едой, – вон сколько наготовила опять, зачем?

– Люб.. – Слава не договорил, его тучное тело сотрясали рыдания.

Любе было невыносимо смотреть на плачущего пятидесятилетнего мужчину. «Соберись, тряпка», – сказала про себя Люба, обращаясь то ли к себе, то ли к мужу.

Она села в кресло в гостиной и снова погрузилась в свои мысли. «И где мы сына упустили? Да, понятно где. Катюшку вот ругали, и человеком выросла. А Вовка младшенький, все разрешали». Люба вспоминала, какой строгой была со старшей дочерью, сама она тогда только начинала работать и очень рано отдала девочку в детский сад. Потом были первый класс и музыкальная школа, девочка усердно занималась и ждала маминого одобрения, Люба хвалила её за хорошие отметки, иногда помогала с уроками, но большую часть времени отдавала работе. Когда родился Вова, работа отошла на второй план, а дочка совсем пропала из её фокуса. Усердная в работе, Люба добилась больших успехов, а с ними и большого заработка, и уважения коллег, оставив скромного Славу, простого токаря на литейном заводе, далеко позади на карьерной лестнице. Она любила и ценила мужа за его добрый нрав, честность и открытость, но считала, что тянет на себе всю семью, и гордилась этим.

С рождением сына, Люба, наконец, почувствовала всю радость материнства. Малыш подрастал и Люба на протяжении всего его детства была с ним, покупала лучшие игрушки, когда у него что-то не получалось – делала все за него. Хвалила сына просто за то, что он есть, а за плохие оценки ругала учителей. Мальчик материнскую любовь воспринимал как вседозволенность, рано начал пропадать со старшими друзьями во дворе, уже в подростковом возрасте узнал, что такое алкоголь и наркотики. Люба ругала его, когда он приходил пьяным среди ночи, а потом сама же и жалела, обвиняя во всем других. Плохие друзья, плохие учителя, плохое общество. В конце концов, она – плохая мать. И она стремилась стать лучше, чтобы сделать для него все. У Любы – главного бухгалтера было достаточно связей и знакомств, и ей не составило труда устроить сына в университет, а после перевести на заочное отделение, когда его собрались отчислять за не посещаемость. Так же через знакомых она нашла ему работу. Дочка к тому моменту уже закончила учебы, вышла замуж и уехала с мужем в другой город.

Вова был красивым парнем, высоким и статным, похожим на Любиного отца. Люба даже не стремилась запоминать подруг, которых сын приводил домой, ярко накрашенных, громко смеющихся и неизменно пьяных. Но Лизу она запомнила сразу. Она не знала, откуда взялась эта семнадцатилетняя миниатюрная девочка с огромными глазами цвета бирюзы, всегда на мокром месте. «Бедная Лиза», как называла её Люба, её все время было жалко. Лиза отличалась от обычных Вовиных подруг, не пьющая и не курящая, молчаливая, явно из приличной семьи. Лиза часто ждала Вову у подъезда, стесняясь подняться к ним домой, иногда он приходил в обнимку с очередной случайной знакомой и грубо прогонял её, но потом она возвращалась снова, иногда Лиза оставалась у них на ночь. Любе нравилась эта девочка, в ней она видела преемницу в своем непростом деле – нянчиться с взрослым сыном.

Когда Лиза забеременела, Люба сама настояла на свадьбе. Совместно с родителями Лизы они купили детям отдельную квартиру, Люба помогала им деньгами и часто приезжала проведать, все ли у них хорошо. Хорошо не было. Вова воспринимал семью как ограничение его свободы, и все, что не мог высказать матери – высказывал жене, пьяным и на повышенных тонах, не брезгая рукоприкладством. Лиза проглатывала все обиды и никогда не жаловалась. Сразу все прощала, и побои, и пьянки, и измены. Когда родился Стасик, Вова на время перестал пить, стал проводить время с семьей. Люба выдохнула, она надеялась, что так и будет. Но потом все снова стало по-прежнему. За следующие пять лет Люба несколько раз возила сына в наркологическую клинику – выводить из запоя.

В глубине души она понимала к чему все идет. И когда среди ночи ей позвонили из приемного отделения скорой помощи, она даже не удивилась.

Она слышала обрывки фраз: «В состоянии алкогольного опьянения… За рулем, врезался в столб… Черепно-мозговая травма, не совместимая с жизнью».

– В столб, да? – Переспросила Люба. – Хорошо хоть не убил никого.

Люба снова обвиняла себя, это она купила ему машину.

Глава 3.

На работе Люба старалась ничего никому не рассказывать, но в женском коллективе сплетни разлетаются быстро.

Когда Люба понесла в отдел кадров очередное заявление на отпуск за свой счет, Галя – кадровик спросила ее: – Опять к невестке собираешься?

Люба утвердительно кивнула, поджав губы.

– Вам надо её причастить.

– Нам надо её лечить.

– Люб, ну что ты все в штыки воспринимаешь, забрали бы её из больницы на пару часов, в церковь свозили, она же у вас не буйная. Хуже ведь не будет. Она у вас крещеная?

Люба оставила заявление и ушла, чтобы снова ехать за город в психиатрический диспансер с пересадками на