Нахаловка - lanpirot

Он уже сюда давно не заглядывал… — Как мог, успокаивал себя Тимоха.

— Не должен, — вальяжно заявил Сивый. — Мы забываем про ящик, а ты — забываешь про нас! Понял, сука?! — неожиданно во весь голос гаркнул он.

Уже расслабившийся Тимоха даже присел от неожиданности.

— Обосрался, придурок конченый? — заржал уголовник. — Запомни это состояние, торчок! Если чё — не дед, так мы тебя зажмурим!

Тимоха послушно закивал головой, стараясь поскорее избавиться от грабителей дедовского «золотого запаса». Но и самом для него важном он тоже не забыл — нахлынувшее возбуждение слегка притушило боль, но ломка никуда не делась.

— Сивый… мне бы… — заикнулся Тимоха, но наркоделец понял его проблему с полуслова.

— Ах, да, держи, обсос! — Сивый барским жестом бросил на крышку ящика небольшой пакетик с белым порошком, который пацанчик схватил дрожащей рукой. — Это тебе на поправку здоровья... Смотри только, не обдолбись до усрачки, — предупредил он. — Герыч сегодня высший сорт! Я даже разбодяжить его не успел! — И они с Ломом весело заржали.

Тимоха мог бы принять все это за дурную шутку, но он точно знал, что на его нищенские средства он мог позволить себе только бодяженный продукт. Но и на бодягу лавандоса иной раз тоже не хватало. Вот и задолжал…

— Все, адьёс, амиго! — Помахал рукой Сивый позабывшему про все на свете наркоману, прижавшего заветный пакетик с порошком к своей груди. — Коллега, помоги-ка ты мне выбраться, — держась рукой за сорванную спину попросил подельника Сивый. — Самому вылезти, по ходу, не судьба.

— Говно вопрос, коллега! — Звякнув забитыми драгметаллом карманами, долговязый уголовник, совсем не напрягаясь, ловко выбрался из неглубокой ямы. После чего подал руку «шефу» и, практически, выволок его на поверхность.

— Будь здоров, Тимка, не кашляй! — слово в слово, повторив за участковым, произнес на прощание счастливый, здоровый и разбогатевший в одночасье Лом, покидая заброшенный хлев с «боссом» под ручку — больная спина пахана давала о себе знать.

Но вот вымогатели хлопнули покосившейся дверью и исчезли из поля зрения Тимохи в ночной темноте. Пацанчик мгновенно преобразился: и куда только исчезли его неуверенные движения? Тремор в руках исчез, словно его и не было — ни крошки ценного порошка не должно пропасть вхолостую! Конечно, лучше бы ширнуться по вене, но это долго, а его и так ломает. Надо срочно подлечиться, а потом уже и черед машинки [1] наступит. Самый быстрый способ на данный момент — это дорога[2].

Уверенными движением Тимоха вскрыл пакетик с Герасимом[3] сыпанул порцию белого порошка на крышку ящика. Пакетик исчез в кармане, а в руке торчка появилась кредитная банковская карточка. Денег на ней давно не было, да и счет, наверное, аннулирован, но этим кусочком пластика удобно было формировать дорогу нужного размера. Быстро разобравшись с постройкой «дороги жизни», Тимоха поднес к лицу карточку с остатками прилипшего порошка и слегка втянул воздух подрагивающими ноздрями. Обоняния коснулся неприятный кисловатый запах с едва заметным «ароматом» уксуса, однако, для Тимохи этот запах был сейчас милее всего на свете. Облизнув карточку, наркоман почувствовал непривычно сильное онемение языка. Похоже, что Герыч на этот раз был действительно чистым, а не бодяженным с сахарной пудрой, крахмалом, сухим молоком и подобным дерьмом. Еще раз оглядев наметанным взглядом мелкие кристаллики сформированного к применению порошка, Тимоха выудил из штанин припасенную «на все случаи жизни» трубочку, сварганенную из обычной шариковой ручки и, подрагивая от предвкушения, всосал в себя первую порцию «веселого порошка».

[1] Машинка — шприц (уголовный жаргон).

[2] Дорога — порция наркотика, предназначенного понюхать (уголовный жаргон).

[3] Герасим, Герыч, белый, пудра, дорога №2 — героин (уголовный жаргон).

Глава 4

Кучи гниющих отбросов громоздились до самого неба. Вонючий дым стелился по земле, забивал легкие и вызвал резь в глазах. Дышать здесь было попросту невозможно, но и здесь жили, если так можно выразиться, люди. Между грудами мусора сновали обитающие на свалке опустившиеся до скотского состояния члены нашего общества, а попросту бомжи. Они крутились возле разгружающихся мусоровозов и копались в чадящих кучах хлама, и кто-то из них и обнаружил в одной из куч, полузасыпанных гниющим мусором, холодные трупы лишь недавно разбогатевших деревенских уголовников Лома и Сивого.

В это утро на городской свалке было еще оживленнее, чем обычно: возле трупов работали сотрудники следственного отдела: фотограф-криминалист Иваныч — немного полноватый мужчина, лет пятидесяти, со слегка обрюзгшей красноватой физиономией любителя «принять на грудь»; медэксперт — Анатолий Скрипкин, всегда невозмутимый, спокойный, как удав, спортивно-подтянутый и одетый сверхаккуратно до тошноты; старший следователь — майор Степан Поликарпов, еще не старый, но чрезмерно хмурый мужчина, с вечной усталостью на лице и такой же вечной небритостью, и его симпатичная и светловолосая молоденькая помощница, совсем недавно занявшая место следователя — Светлана Дроздова, обаятельная и улыбчивая девушка.

Рядом топтались еще двое полицейских — сержант и младлей, пытающиеся выяснить у группки бомжей какие-нибудь подробности страшной находки. Иваныч прыгал вокруг трупов с фотоаппаратом, снимая холодные тела, присыпанные мусором с разных ракурсов. Время от времени Иваныч толкал и едва не задевал своим «орудием труда» медэксперта Скрипкина, сидящего возле трупа Сивого на корточках.

— Иваныч, — как обычно невозмутимо произнес Анатолий, не отрываясь от своего занятия, — ты мне когда-нибудь голову своим аппаратом расквасишь!

— Толь, а у тебя лейкопластырь есть? — совсем не к месту поинтересовался фотограф.

— Есть, — утвердительно кивнул Скрипкин, не подозревая подвоха...

— Так чего нервничаешь, Толик? Залепишь дырку — и делов! — Хохотнул Иваныч.

— Да, иди уже в… — Хотел выругаться Скрипкин, но, поскольку, ко всему прочему, он был еще и рафинированным интеллигентом, поэтому, как обычно, сдержался, — лесом иди, умник...

Иваныч, похихикивая сам с собой, закончил съемку, закрыл объектив фотоаппарата крышечкой и отошел в сторону. Оглядевшись по сторонам и удостоверившись, что никто за ним не наблюдает, Иваныч вынул из внутреннего кармана пиджака плоскую изогнутую фляжечку и свинтил колпачок. Сделав пару коротких глотков и, основательно повеселев, закрыл удобную тару и спрятал её обратно в карман. Никто, кроме внимательного Поликарпова, не заметил этой его маленькой слабости, а старшему следователю на это было откровенно наплевать — своих проблем хватало.

Вот еще и девчонку молодую навязали, которая в следствии без году неделя, раздраженно вспомнил он, утыкаясь