Невеста Единорога - Кейси Майклз

У Персика подкосились ноги, она присела на вязанку хвороста, и ее костлявые икры высунулись из-под подола платья.

— Что за ересь вы несете, господин хороший? — спросила она, глядя на него снизу вверх с каким-то благоговейным восторгом, но без тени страха или вины. — И вам, должно быть, известно, какое вознаграждение положено тому, кто вернет милую крошку в целости и сохранности. Что бы там ни говорили, но это я сохранила жизнь малютке, окружив ее вниманием и заботой.

Морган знал, что стоит перед выбором: либо он будет постепенно расплачиваться за малейшие обрывки сведений, выуженных у Персика, либо сократит этот процесс, признав, какую ценность представляют для него ответы этой женщины. Решив оставить уловки для более подходящего времени и для менее сообразительной особы, нежели Персик О’Хенлан, он достал из кармана маленький кожаный кошелек и кинул его на колени ирландки:

— Где она?

Персик исследовала монеты в кошельке, прежде чем дать ответ.

— Вот так-то лучше, господин хороший. Вы человек, умеющий смотреть в корень. Ее здесь нет, она покинула это гнилое место год назад, а может быть, и раньше. Но я знаю, где она находится, и туда путь не близкий. Без меня вы до нее не доберетесь, знаете ли. Я понадоблюсь вам не только для того, чтобы ее найти: без меня она не поверит вам. Я единственный человек, которого она знает. Я для нее как мать, только меня она по-настоящему любит. Я — драгоценная Персик, вот кто я.

— Очень любезно с вашей стороны. Вы будете хорошо вознаграждены, если и дальше будете сотрудничать со мной. Этот кошелек — только аванс, вы получите намного больше. Собирайте свои пожитки и ждите меня здесь, за воротами, через час. Я вернусь с экипажем.

Морган чувствовал себя безмерно усталым, взбираясь на лошадь. Что он собирается предпринять? Ирландка могла и солгать. Дядя Джеймс скорее всего лгал. И все же некоторые части картинки-загадки начали проясняться. Он должен продолжить поиски, чтобы отомстить наконец Ричарду Уилбертону. Он выжидал в течение трех долгих лет. Теперь настала пора действовать.

— Один час, мисс О’Хенлан, и ни минуты больше. И никому ни слова.

— Это вы мне? — возмутилась Персик, поднимаясь на ноги. — Я буду нема как могила, даю вам слово.

— Я предпочел бы не брать с собой ни вас, ни вашего слова, мисс О’Хенлан, как говорите вы, ирландцы: нужда заставит — и дьявола запряжешь. — Морган удобнее расположился в седле. — Да, вот еще что. Пожалуйста, помойтесь до моего возвращения. От вас разит нечистотами, мисс О’Хенлан.

Персик игриво помахала костлявой рукой Моргану, направившему лошадь к дороге:

— Окунуться в лохань пасторского пива? Хорошо, не возражаю, но только ненадолго и только потому, что вы такой красавчик.

Никогда не суди о людях по их внешности.

Лафонтен

— Дульцинея? Дульцинея! Мой сладкий, измученный ангел, я знаю, что ты прячешься снаружи. Зайди ко мне сейчас же! Мне в голову пришла великолепнейшая мысль!

Каролина Манди подняла голову. Она на минутку позволила себе вздремнуть, устав до изнеможения. Пробудившись, она встала с грязной деревянной скамейки, прислоненной к стене коридора, по обеим сторонам которого размещались комнатки для богатых пациентов.

— Тетя Летиция, все ваши мысли великолепны, — мягко проговорила она, входя в дверь, — и, поскольку они приходят к вам не реже чем три раза в день, я не вижу необходимости бежать сломя голову.

— Ах, несчастная, — жалобно произнесла Летиция Твиттингдон, женщина в возрасте лет пятидесяти. Она сидела на подоконнике, скрестив ноги и выпятив нижнюю губу, когда Каролина вошла в комнату. Длинное, костлявое тело мисс Твиттингдон было облачено в ярко-красное платье, алый шелковый тюрбан скрывал ее волосы. — А я-то была уверена, что ты хочешь услышать от меня и выучить имена и титулы всех принцев крови и принцесс, родственников доброго короля Георга. Все воспитанные молодые леди должны занять такие вещи, Дульцинея. Недостаточно быть только красивой. Мы должны завершить твое образование. Давай проверим: жива ли еще принцесса Амелия? Помнится, с этим прелестным маленьким существом связана какая-то трагедия.

Каролина нагнулась, подняла шерстяную шаль мисс Твиттингдон и повесила ее на спинку.

— В другой раз, дорогая леди, — пообещала она, слабо улыбнувшись. Она была измотана. Но это было ее обычное состояние. — Сегодня блестяще образованная дебютантка не успела опорожнить ночные горшки.

— Дульцинея! Сколько раз должна я напоминать тебе, что благородные люди — такие, как ты, — не упоминают в разговоре о таких низменных вещах! Это ж надо: ночные горшки! Дон Кихот Ламанчский, достойнейший из рыцарей — настоящий святой! — назвал бы их золотыми кубками. Ах, дорогая, должна ли я была так говорить? Не святотатство ли это?

— Право, не знаю. Если я правильно понимаю значение слова — а именно этому вы меня и учили, — то вся жизнь — одно сплошное святотатство. Может быть, вам следует, называть меня Альдонсой, как в книге мистера Сервантеса?

— Никогда! — Мисс Твиттингдон подняла указательный палец и помахала им в воздухе, — Я не мужчина и не могу совершить блистательные подвиги, как Дон Кихот, но никто не лишит меня моей Дульцинеи!

— Конечно, никто у вас ее не отнимет. Пожалуйста, простите меня, тетя Летиция. Должно быть, я слишком устала и несколько упустила из виду, какое высокое положение я занимаю, поэтому и упомянула о ночных горшках. Я все утро чистила картошку на кухне, а остальную часть дня провела в общем крыле лечебницы, пытаясь убедить мистера Дженкинса отказаться от идеи откусить левое ухо мистера Истона, которого он все это время сжимал мертвой хваткой.

Мисс Твиттингдон вздрогнула и подалась вперед:

— Какой ужас! И тебе это удалось?

— Я не вполне уверена, — призналась Каролина, усевшись на стул. — Мистер Дженкинс кончил тем, что откусил нижнюю часть правого уха мистера Истона, — впрочем, тот, кажется, и не возражал. Но мистер Истон вообще никогда не возражает. Скажите, тетушка, могу ли я считать перемену уха своим успехом?

Летиция склонила голову набок, прижав палец к тонким губам:

— Я должна это обдумать… Нет, мне так не кажется, Дульцинея. Но, по правде говоря, моя дорогая, я не понимаю, зачем ты к ним ходила в общее крыло. — Она с видом заговорщицы понизила голос и добавила почти шепотом: — Леди не подобает говорить такое, я полагаю, но все они, знаешь ли, сумасшедшие, как жители Бедлама. Сумасшедшие бедламиты.

Каролина отвернулась от мисс Твиттингдон, которая, после пяти лет, проведенных в психиатрической лечебнице, все еще не осознала, что она тоже пациентка, а не почетная посетительница. Возможно, посети она общее крыло больницы, то скорее поняла бы сомнительность своего положения. Ибо если бы ее брат перестал высылать ежемесячную плату владельцам лечебницы, Летиция оказалась бы в одной из тех узких, неотапливаемых камер. Но что толку пугать такую милую, безобидную старую леди?