Одиночный выстрел - Алекс Орлов

– Что значит – поколотил гвардейцев? – спросила Амалия, выпрямляясь.

– Ну… – Рулоф был не рад, что затронул эту тему. – Одним словом, утром гвардейцы приходили его зарезать…

– Не зарезать, а сбросить в водопад, – поправила Амалия. – Это я так распорядилась.

– Вам лучше знать, ваша светлость, но он гвардейцам не дался, и они его прямо здесь зарубить хотели.

– И что ж не зарубили? – спросила Амалия, следя за тем, как невольник прилаживает очередную деталь.

– Не смогли, ваша светлость, он проворнее их оказался. Так ни с чем и уехали, а затем уже ваш батюшка наведался…

Амалия молчала, недоуменно хлопая ресницами. Произошедшие с невольником перемены никак не укладывались в ее голове. Он строит, он шьет, он прогоняет гвардейцев, а еще пару дней назад он напоминал растение.

– Я хочу спуститься к нему, мне нужно увидеть его вблизи.

– А вот этого делать не стоит, ваша светлость! – Рулоф загородил собой выход к лестнице. – Кто знает, что придет ему в голову при виде вас, ведь это молодой мужчина! А ваши телохранители, при всем уважении, едва ли лучше гвардейцев.

Охранники угрожающе двинулись к Рулофу.

– Пст! – произнесла интресса и сделала рукой останавливающий жест.

Охранники подались назад.

– Хорошо, Рулоф, ты меня убедил. Сегодня я не стану беспокоить твоего работника… Но и на водопад я сегодня тоже не поеду – мне расхотелось. Прощай, Рулоф, провожать меня не нужно, сегодня ты меня раздражаешь.

Смотритель молча ей поклонился и оставался на месте, пока Амалия и ее свита не удалились.

Гости ушли, Рулоф покачал головой и вздохнул. С выздоровлением Молчуна история водочерпалки начала развиваться слишком быстро, и это было непривычно для смотрителя. За много лет работы он привык к определенному ритму жизни, неспешной смене работников, не слишком частым визитам Амалии и совсем редким – самого прелата Гудрофа. А тут – какое-то нашествие хозяев, только успевай кланяться.

Чтобы развеять свои тревоги, Рулоф спустился к Молчуну, который уверенно заканчивал свою работу. Для завершения рамы ему оставалось поставить лишь пару деталей.

– Ну, как дела? – спросил Рулоф, останавливаясь рядом.

– Завтра работать скоатина, – заявил Молчун. Затем приложил очередную деталь к раме и, сделав отметку, принялся коловоротом высверливать отверстие.

Через минуту новая деталь была скреплена шипом.

– Зачем приходил эта девочка?

– Это не девочка, Молчун, это молодая госпожа – интресса Амалия.

– Она ушла совсем недовольна.

– Замуж ей нужно, тогда успокоится, – угрюмо заметил Рулоф.

– Ты умеешь печить пирог?

– Что? – удивился Рулоф.

– Печить пирог. Неправильно?

– Нужно говорить – печь пирог. Да, я могу сделать пирог с рыбой и перцем.

– Сделай. Я заканчиваю и помочь тебе. И, пожаливайста, больше говори ко мне. Я хочу быстро учиваться гаварить по-ансультские.

– По-ансольтски.

– Да.

– Ну хорошо, буду говорить с тобой чаще… И пойду готовить пирог.

Оставив Молчуна, Рулоф стал подниматься по лестнице, пытаясь осознать, что же происходит на водочерпалке, если ему, смотрителю всего механизма, раб предлагает приготовить ужин.

Рулоф усмехнулся. Странное дело, но ему было приятно услужить Молчуну. С тех пор как тот «проснулся», стало ясно, что это человек особенный, раз им интересуется сам прелат.

«Не задержится он здесь, ох, не задержится, – подумал Рулоф и зашагал быстрее. – Но ничего не поделаешь, большому каравану – длинная дорога».

Едва Рулоф замесил тесто и занялся нарезкой маринованной сикши – мелкой рыбешки, которую ловил в тихой заводи неподалеку от водопада, заявился Молчун.

Пригибаясь, чтобы не удариться головой о притолоку, он улыбнулся Рулофу и показал большие вымытые ладони.

– Я могу помогать. Где тесто есть?

– Вон, доходит. А ты потолки перец и порежь лук…

Вдвоем они быстро приготовили начинку, и Рулоф не уставал поражаться тому, с какой легкостью Молчун умеет управляться со стряпней, как будто занимался этим долгое время.

– Есть ли такое ремесло, в котором ты не смыслишь, Молчун? – спросил он наконец, когда пирог был поставлен в печь.

– Стар-мастер должен понимать все, на куда направленый человеческий глаз.

– Опять «стар-мастер». Ты еще не вспомнил, что это такое?

– Нет, – покачал головой Молчун. – Но я обязательно вспомнить. Это близко.

Утром вся конструкция с натянутым на раму полотном была готова, Рулоф увидел ее с крыльца хижины. Свежий утренний ветер заставлял полотно подрагивать, а Молчун вращал ворот, улыбаясь первым лучам солнца.

Рулоф широко зевнул, посмотрел на горизонт и спустился во дворик, где теперь гулял свежий, подаваемый новой снастью ветерок. Никакого ядовитого испарения серной воды здесь больше не чувствовалось, и можно было впрягать в ворот осла.

– Тебе это удалось, Молчун.

– Да, – ответил невольник. – Тебе обязанность делать ремни…

– К обеду сошью, дело-то знакомое. Вот только осел, боюсь, начнет упрямиться. Зажрался он у меня, сказать по правде.

– Я его уметь убедить, – заверил Молчун, наваливаясь на ворот.

Вода в желобах журчала, как прежде, но сколько Рулоф ни принюхивался, запаха во дворике он ощутить не смог, только свежий ветерок.

– Ну, я и не удивлюсь, – сказал он, пожав плечами.

Молчун остановил ворот, сделал несколько разминочных движений и спросил:

– Ты сегодня пить чай?

– Нет еще. Но я понял, куда ты клонишь. – Рулоф улыбнулся. – Давай, крути ручку, а я за полчаса сделаю завтрак. Ты кутью кушаешь?

– Я все кушаешь, – в тон ему ответил Молчун, и они рассмеялись.

К обеду, как и обещал Рулоф, упряжь для установки осла к вороту была готова. Рулоф показал ее Молчуну, и тот одобрил его работу, что было немалой похвалой от умельца всех ремесел.

Пришло время выводить Лумбария, но, почувствовав неладное, осел запротивился. За годы, проведенные в резерве, он лишь переводил овес и изредка возил хозяина до ближайшего селения, а тут Лумбарий почувствовал запах новой упряжи и решил бороться.

– Ну иди же, каналья, пришло время поработать! – требовал хозяин, но Лумбарий не сдавался. Он свалился в навоз и закатил глаза, показывая, что тяжело болен и совсем не годен к работе.

Рулоф в сердцах хлестнул его раз-другой вожжами, но Лумбарий все вытерпел и продолжал самозабвенно играть, мелко подрагивая ногами.