Притворись моим парнем - Андреа Лоренс

Тот быстро пробежал глазами текст, кривясь от отвращения. Удивительно, но в сочетании с темными волосами и глазами это выражение лица казалось едва ли не порочным, словно она разозлила Брюса Баннера. Харпер почти ждала, что его глаза заполыхают огнем, но внезапно они оказались полны мягкой заботы. Он злился не на нее.

— Откуда это?

— Было на моем сиденье в самолете. Это все, что я знаю. — Харпер куталась в свитер, словно это могло помочь. Она бы хотела знать больше, но нет. Любой человек мог напечатать этот текст на простом белом листе, угадать невозможно.

— Почему ты ничего не сказала мне?

— Когда? Во время восьмичасового перелета с людьми, среди которых, возможно, шантажист? Он наверняка смотрел на меня, ждал реакции на свою писульку. Я не собиралась тешить его своей паникой, просто приняла таблетки и заснула, словно ничего не случилось. Но случилось, и я до ужаса переживаю. К счастью, ты единственный, кто заметил.

Себастьян еще раз просмотрел записку, прежде чем вернуть ее Харпер.

— Ты думаешь, это кто‑то из гостей? Не команды самолета?

Харпер пожала плечами, с трудом оторвав взгляд от соблазнительной линии его губ. Как бы ей хотелось просто забыться в поцелуе и отвлечься от хаоса, в котором она очутилась. Ей казалось, что и он будет не против. Но не время. Шантаж — это серьезно.

— Я никогда не видела их раньше. Мы были одними из последних, так что практически любой из гостей мог положить это на сиденье. Я должна оставить деньги на стойке, а значит, этот человек здесь с нами, команда же наверняка улетела обратно в Дублин.

Она села на кровать, сжимая записку в руке. В самолете ей удалось не подать виду, но сейчас эмоции брали верх, и Харпер с трудом сдерживала слезы. А плакать она ненавидела.

— Что мне делать, Себастьян?

Кровать просела под его весом, и Харпер почувствовала, как тепло чужого тела немного ее успокаивает.

— Я вижу три варианта. Первый — заплатить шантажисту. Сохранишь тайну, но развяжешь ему руки; он в любой момент может потребовать больше денег за молчание, и ты никогда не освободишься от его хватки. Возможно, игра стоит свеч, только ты можешь это решить.

Не лучший выбор, но она бы рискнула, будь у нее такая возможность.

— Я бы не могла заплатить даже при желании. Я уже говорила, что у меня довольно туго с финансами. Возможно, будь у меня время, я бы могла заложить квартиру, но шантажист хочет деньги сегодня, к обеду. Это невозможно, особенно учитывая, что мы в ирландской глубинке. Даже в Дублине я не могла бы это решить.

— Хорошо. Второй вариант — позвонить в полицию. Шантаж — это нелегально. Они могут снять с открытки отпечатки пальцев, возможно, оставить фальшивый конверт на стойке, чтобы преступник его забрал. Так ты рискуешь раскрытием секрета, но шантажист будет арестован и наказан.

Харпер покачала головой — полицию привлекать не хотелось. Не в этой ситуации. Все узнают, что она натворила, наследство ей не достанется. Да и огласка в газетах будет лишней.

— А третий вариант?

— Самой рассказать о своем секрете и перехватить у шантажистов власть.

Это решение будет стоить ей двадцати восьми миллионов долларов, невыносимо даже думать об этом. Положение казалось безвыходным.

— Я… Я не могу. Это разрушит все, к чему я приложила столько усилий.

Харпер почувствовала, как Себастьян обнял ее за плечи; не в силах больше сопротивляться, она прижалась к нему, успокаиваясь биением его сердца. Как давно никто не держал ее вот так. Не выслушивал ее проблемы. Она знала о своем одиночестве, но никогда не ощущала его так глубоко.

— Харпер, ты можешь не отвечать, но я спрошу. Не зная правды, мне будет сложно тебе помочь. Что такого ты натворила, что тебя шантажируют?

Она ждала этого вопроса и боялась его. Боялась отвечать на него, особенно отвечать Себастьяну. Он был успешным, как и ее брат, и никогда не натворил бы таких ошибок. Но кому‑то нужно рассказать. Иметь хотя бы одного человека в этом путешествии, кому она могла доверять. Единственный, кто не мог оставить записку и кого можно было вычеркнуть из списка подозреваемых, — Себастьян. Харпер вдыхала пряный аромат туалетной воды, оттягивая начало рассказа, пользуясь возможностью хотя бы притвориться, что все в порядке.

— Я избалованная маленькая богатая девочка, — наконец выдавила из себя она.

— А то я не знаю.

От неожиданной реплики Себастьяна Харпер вздрогнула и нахмурилась.

— Шучу. Пожалуйста, продолжай. Я просто пытаюсь немного снять напряжение.

Харпер опустила плечи и вздохнула.

— У нас с братом у каждого был целевой фонд в тридцать миллионов долларов. После смерти матери дедушка решил, что лучше разбить платежи на две части, ведь некому будет помочь нам научиться распоряжаться деньгами. По достижении восемнадцати лет нас ждал маленький платеж в виде двух миллионов долларов, тогда как остальные деньги должны были быть выплачены по достижении тридцати лет.

— Разумно. Восемнадцатилетний скорее потратит все деньги впустую.

— Точно. И именно так я поступила. Отец давал мне все, что я хотела, и, выпустившись из колледжа, я продолжала жить как раньше, просто теперь на свои деньги; а когда они стали заканчиваться, отец снова поддержал меня. Но вскоре он столкнулся с финансовыми трудностями, и я оказалась с этим одна.

— Пока не слышу ничего, что бы заслуживало шантажа. Ты потратила все деньги на наркотики?

— Нет, конечно! На одежду. Обувь. Путешествия. Макияж. Дизайнерские сумки. Дорогие блюда. Вопиюще, знаю, но это то, к чему я привыкла. Никакого криминала, никаких преступлений. Просто очень постыдные траты. Я отучилась в Йельском университете на финансиста и при этом не могла справиться с собственными деньгами. Нет… проблемы начались, когда отец разорился. Дедушка беспокоился, что отец стал для нас плохим примером, и добавил новое условие. Если мы растратим первый платеж, то второго не получим.

— Он знает, что ты сделала?

— Нет. Большая часть денег была потрачена еще до появления этого условия, а оставшиеся я переправила на свои частные счета, чтобы он не мог их отслеживать. И все равно кто‑то обнаружил. Если я не смогу волшебным образом найти сто тысяч, это будет стоить мне двадцати восьми миллионов.

Себастьян чувствовал, как все внутри закипает, а сердце стучит так сильно, что заглушает остальные звуки. Доктор вряд ли бы одобрил драматический сюжет, по которому развивалось путешествие.

Он оставил Харпер в комнате — дать ей немного побыть одной и самому собраться с мыслями и проветриться. Его разозлила эта ситуация, и он боялся, что Харпер примет злость на свой счет. Наоборот, ему хотелось защитить ее, словно она действительно была его девушкой. Когда он держал ее в своих руках, то почти поверил в это, все казалось таким реальным. Даже слишком.