Адольф Гитлер и его русские друзья - Леонид Михайлович Млечин

что убийство невинных из-за их душевных или телесных недостатков является нарушением естественного права на жизнь, данного Богом. Но это было очередное абстрактное заявление. Ожидаемого протеста германскому правительству не последовало. Нацисты могли продолжать свою акцию.

Не убий? Еврейская выдумка!

Католические приюты сопротивлялись дольше, чем казенные учреждения, когда у них забирали детей на уничтожение. Некоторые монахини до конца жизни не могли забыть, как кричали и плакали те, о ком они заботились годами.

Несколько католических священников пытались спасти своих подопечных. Один из них пришел за помощью к мюнстерскому епископу графу фон Галену, который однажды произнес пламенную проповедь против эвтаназии. Но темпераментный епископ больше не стал выступать на эту тему.

Правда, 26 сентября во всех католических храмах было прочитано послание волхвов. В нем осуждалось убийство безвинных, слабоумных и неизлечимо больных, заложников и военнопленных, людей другой расы.

Но было слишком поздно. Нацисты знали, что могут не обращать внимания на столь тщательно замаскированный протест. Когда в 1940 году советник по делам церкви в министерстве внутренних дел земли Баден-Вюртемберг выступил против эвтаназии, ему ответили:

— «Не убий» — это заповедь не Бога, а еврейская выдумка. Там, где действительно действует воля Бога, а именно в природе, там нет жалости к слабым и больным…

Поразительным образом те же люди, которые требовали проведения стерилизации и эвтаназии, оказывались гуманнейшими защитниками животных. Имперский министр внутренних дел Вильгельм Фрик, отвечавший за программу принудительной стерилизации, требовал «бережного обращения» с животными.

Гитлера называли «спасителем животных от бесконечных и неописуемых мучений и страданий».

В 1933 году журнал «Белое знамя» писал: «Брат наш, национальный социалист, знаешь ли ты, что твой фюрер является самым большим противником любых измывательств над животными, прежде всего вивисекции, «научных пыток» животных — этого ужасающего извращения еврейско-материалистической медицины?»

Протестантская церковь не одобрила программу эвтаназии, но и не выступила против. Она только просила национальных социалистов не нарушать собственные же правила и инструкции, действовать «по закону».

Глава лечебных учреждений и приютов Штеттена пастор Людвиг Шляйх писал в частном письме: «Мы вынуждены были пойти на компромисс, но стремились к тому, чтобы круг тех, кто подлежал уничтожению, был бы четко очерчен».

Сама церковь приложила руку к тому, чтобы заклеймить психически больных, калек в качестве «наследственно неполноценных» и «недочеловеков». Священник, принадлежавший к Исповедующей церкви, писал в 1934 году в церковном журнале: «Смертельную угрозу для нашего народа создает рождение большого числа биологически неполноценных людей».

В приюте Шойерн, принадлежавшем протестантской церкви, нашли такое оправдание эвтаназии: «Благодаря отделению от народа лиц с наследственными заболеваниями для работы в семье и на благо народа освобождаются ценные силы, которые были заняты уходом за этими больными людьми».

Не все священники решились разделить с церковью ее грех. Лютеранский пастор Пауль Браун написал в июле 1940 года письмо Гитлеру с протестом против массовых убийств «неполноценных» людей. Им. занялось гестапо.

Священник Эрнст Вильм был отправлен в концлагерь из-за протестов против эвтаназии. Он был потрясен молчанием и официальной, и Исповедующей церкви, которая не была в такой степени заражена национальным социализмом.

Протестантский священник Генрих Герман возглавлял приют для глухонемых в Вильгельмсдорфе (Верхняя Швабия). 1 августа 1940 года он получил письмо из имперского министерства внутренних дел с приказом составить списки всех пациентов «для планово-экономической регистрации».

Отец Герман был тихим и глубоко религиозным человеком. Исполнение долга было для него превыше всего, но отдать детей на убийство он не мог. Он написал в министерство: «Мне известна цель планово-экономической регистрации. Совесть не позволяет мне молчать и участвовать в этом. Я знаю, конечно, что сказано: «Всякая душа да будет покорна высшим властям». Но я не могу так. Я готов взять на себя последствия своего неповиновения».

Сотрудник Имперского объединения лечебных и попечительных заведений объяснил непонятливым: «Во многих домах и приютах рейха находится бесконечное множество неизлечимых больных любого рода, от которых человечеству вообще нет никакой пользы. Они влачат жалкое существование, как животные. Они только отнимают пищу у здоровых. Народ надо защитить от таких людей».

Священника Генриха Германа хотели арестовать, но аннулировали ордер, чтобы не привлекать внимания к этой истории. Священник обратился за помощью не к светским, а к церковным властям. Ответ лишил его всякой надежды. Как он и предполагал, вышестоящие церковные инстанции сослались на послание к римлянам апостола Павла: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога… Посему противящийся власти противится Божию установлению».

Ссылка на апостола Павла предваряла практический вывод: «Если от вас требуют представить список, то вы, видимо, должны поступить соответственно».

В конце марта 1941 года серые автобусы с завешенными окнами появились перед приютом. Эти автобусы принадлежали специально созданной для транспортировки обреченных людей организации — «Общественная перевозка больных. Общество с ограниченной ответственностью».

Обреченные на смерть люди со своими узелками и чемоданчиками уже ждали у входа. Они еще не знали, что им предстоит. Отец Герман не боялся нацистов. Он был готов и к лагерю, и к смерти. Но он не нашел в себе силы переступить через мнение иерархов церкви, сделать совесть единственным мерилом своих действий. До конца своих дней он считал себя виновным в смерти своих подопечных.

В соответствии с указом фюрера об эвтаназии в оккупированной Польше были уничтожены двести пятьдесят тысяч больных и инвалидов. Трупы поляков предоставлялись немецким ученым для работы. Убитые поляки послужили материалом для отличного немецкого учебника анатомии, выпущенного уже после войны.

Проще всего сказать, что ничего поделать было нельзя.

Но в первые годы своей власти нацисты еще не чувствовали себя уверенно и весьма дорожили хорошими отношениями с Ватиканом. Стерилизацию детей, чьи отцы были чернокожими французскими солдатами, поручили гестапо именно для того, чтобы избежать огласки.

В Берлине повторяли:

— Закон о предотвращении потомства с нездоровой наследственностью вызвал всеобщее недовольство за рубежом, посему не следует давать вражеской пропаганде очередной повод для борьбы с новой Германией.

Но с каждым шагом Берлин убеждался, что ему нечего опасаться. Церковь молчала. Ватикан занимался теологическими проблемами.

Нацисты не сразу пришли к лагерям уничтожения. Они начали со стерилизации. Вслед за стерилизацией началась эвтаназия — «умерщвление людей из гуманных соображений». Эвтаназию сменили фабрики смерти.

Пьеса известного западногерманского писателя Рольфа Хоххута «Наместник», принесшая ему мировую славу, появилась больше полувека назад. В советские времена пьесу не удалось ни издать на русском языке, ни поставить в театре.

Рольф Хоххут шел по разряду писателей-антифашистов и пользовался в Москве благорасположением. Но с «Наместником» ничего не вышло. Сюжет не соответствовал