Питерская Зона. Запас удачи - Дмитрий Манасыпов

Ох ты ж мать моя! Кто-то уже умер из-за Деда? Мир праху твоему, бродяга. Хороший был человек. А вот остальное? Все яснее ясного. Чушки, значит? Ну-ну. Тогда жадность Маздая легко объяснима.

Чушки – артефакт редкий. Этакий небольшой кирпичик, очень легкий и прочный. И его, если не изменяет память, охотно скупает даже государство. Пусть и через подставные фирмы, созданные специально для сталкерской братии. Порой хочется введения лицензий, право слово, чтобы цена была нормальной для всех и у всех. Так вот, возвращаясь к искомому.

Они вроде как металлические. Причем металл такой, что космическая отрасль готова от радости его приобретения колотить в бубны и хороводить праздничные хороводы. Вот только находят чушек крайне мало и, что само по себе странно, только вольные бродяги. Ни одна экспедиция от всяких там НИИ успехом не завершилась. Только бродяги. Только хардкор. Каприз государыни Зоны, не иначе.

– Дед не отправляет штурмовую группу?

Ну, надо же проверить догадку.

Мара вздохнула. Очень театрально, ладно, глаза не закатила от моей глупости.

– Не прикидывайся. Группа очень заметна, это первое. Второе, ты же знаешь, организованные крупные экспедиции до Клондайков ваших никогда не доходят. Разве не так?

Так. Не поспоришь. А у Мары, судя по всему, есть и третье?

– Тебе же сказали, Хэт, что ты удачливый сукин кот. Это тоже важно в Зоне, как понимаю. Простой рецепт успеха для всех. Мы идем вдвоем, доходим, находим, возвращаемся, и тут же, сам понимаешь, все возвращают тебе.

– Ясно… мне спать на диванчике ложиться?

– Нет, вообще не ложиться. Поезд до Самары через пару часов. Оттуда самолетом. Так что, Хэт, пакуйся. Мы выдвигаемся.

Пакуйся, ага. Чего там паковаться старому псу? Ну, насчет старого погорячился, но в целом – все верно. Вон он, мой рюкзак, стоит себе в шкафу. А мирно-походная одежда спит на вешалке. Скромность украшает мужчину. Да и женщину тоже. Как там с гермафродитами и трансгендерами, не знаю. Не православно оно, тьфу и растереть. Пепел, в смысле, оставшийся после костра с бабомужиками. И сверху посыпать солью. И полить святой водой, точно вам говорю.

Остальное шмотье? Да я вас умоляю, хрен на него. Две пары джинсов даже не распаковал, костюм этот, «Боско», обувь какая-то. Пусть себе горничные заберут. У каждой небось дома есть сын, племянник или внук. Как раз подойдет.

Спросите, на кой ляд бродяга Хэт все ж таки прется в Зону? Вместо того чтобы слинять по-тихому? Ну, как сказать так, чтобы однозначнее однозначного? Да все крайне просто.

Это дело принципа. Это мои деньги. Мои деньги, что теперь как бы и не мои.

Воевать с Дедом Маздаем? Увольте, не самоубийца. Это только в кино штурмовик разведки спецназа морской пехоты боевой бурятской дивизии МВД ВМФ ГРУ ФСБ в одиночку уничтожит уголовного авторитета на два щелчка пальцами. С Маздаем у меня такое не проканает. Не беспокоить же ребят по этому поводу, правильно? Мало того что половина товарищей в Зоне за Периметром плевать на тебя хотели, так дело же не только в этом. Маздай живет в Столице. Здесь покупку серьезной партии оружия отследят быстро и накроют. А с собой везти – самоубийство. Так что…

Так что, пусть есть и еще сбережения, спрятанные так, что не найти, надо идти. Глупо? Да. Но за эти кусочки золота, пачки купюр и электронные цифры с несколькими нолями после единицы рисковал своей головой. И отдавать за просто так какому-то упырю? Да хрен на воротник.

– Ты долго с девой разговаривать собираешься? Она ж нарисованная.

Мара хохотнула. Какая дева? А, да. Местный колорит. Номер-то для влюбленно-новобрачных. Интерьер соответствующий, картинки всякие. И пялился-то аккурат на одновременно поджарую в талии и роскошнобедрую кофейнокожую красотку, подмигивающую самым что ни на есть развратным способом. Высунув кончик языка в самом краешке рта.

– Ритуал, на счастье. Не мешай опытному сталкеру свято соблюдать собственные причуды, связанные с мракобесием и предрассудками.

– Ну-ну… – Мара взяла с блюда яблоко и сочно хрупнула, прокусив зеленую кожицу, слизнула капли сока с нижней губы. – Тебе просто нравится на голых баб пялиться. Даже нарисованных.

А, ну тебя! Махнул рукой и начал переодеваться. Не, а что, мне еще во вторую комнату уходить переодеваться? Надо ей меня пасти – пусть пасет. Нового ничего не увидит, и брезговать особо нечем. Не фитнесообразный красавец, и что?

– Клевый шрам. Тебя медведица за задницу хватала?

Вот ведь, а?

– Типа того. Покажу в Зоне.

– Хорошо. Если что, то медведица. Ты же у меня охотник-любитель.

– Ты о чем?

Мара положила на стол небольшую карточку. Свидетельство о браке. Хренатушки себе…

– Мы с тобой едем в медовый месяц. А Зона – наш с тобой свадебный подарок, если что. На прощание с твоей работой у Периметра. Я же у тебя люблю экстрим.

Повернулся к ней и посмотрел с большим удивлением.

– Ты думаешь, кто-то там купится на это?

– А не по барабану?

Шаг за шагом. Шелест под ногами. Подошвы в труху стирают всякую дрянь, копившуюся годами. Штукатурку, обвалившуюся с порыжевшего потолка, украшенного весенними наплывами и глубокими трещинами. Жалкие останки мокриц, тараканов, жуков и прочего насекомьего царства. Кремово-желтое крошево рассыпавшихся старых костей.

Неприятное место. Любое подземелье неприятно. Но это неприятно как-то особенно. Как-то мерзко и жутко. Терпеть не могу темные гулкие коридоры. Ненавижу черные промозглые подвалы. Выть готов от серых склизких городских коммуникаций. Клаустрофобия? Да черт ее маму знает. Может, и она.

Динь-дан, динь-дан, вода капает. Где-то впереди, за поворотом. За темным поворотом, мохнатым от паутины, идущей поверху. Паутина почему-то черная. Тянется вяло колышущимся липким ковром от потолка и до растрескавшегося бетонного пола. Всю левую сторону прохода закрывает напрочь. Мерзко-ужасная черная паутина.

Ладно. Надо вперед. Назад не отступишь. Там свод обвалился. Потому как после взрыва самой обычной «эфки» в таких старых тоннелях именно так и происходит. На кой ляд надо было ее использовать? А другого варианта не выпадало. Когда за тобой прет здоровяк, а магазин ты не поменял, надо удирать. Или что-то придумывать. Вот, придумал.

Фонарь моргает, потрескивает. Его приложило вместе со мной об стену, когда прыгал вперед. Прятался от собственной гранаты. Плечо ноет и голова иногда еле ощутимо болит. Как иголку раскаленную, длиннющую, от затылка до ключицы, взад-вперед, взад-вперед, дергает чья-то безжалостная рука. Нехорошо, да. Очень нехорошо. Да что там, херово, если честно. Еще и фонарь моргает.