Позывной «Волкодав» - Георгий Савицкий

Гитлеровцы дрогнули и побежали в ужасе от советских пограничников и их овчарок.

Пытаясь упредить контратаку советских пограничников, гитлеровцы перенесли на отступающие немецкие части огонь из орудий и минометов. Били по своим, чтобы не дать воинам в зеленых фуражках окончательно завладеть инициативой на поле боя. Вперед с ревом, поливая все перед собой пулеметным огнем, стреляя из пушек, пошли уцелевшие немецкие танки.

В этом бою погибли все пятьсот пограничников – ни один из них не сдался в плен. А уцелевшие собаки, по словам очевидцев – жителей села Легедзино, до конца остались преданными своим проводникам. Каждая из уцелевших в той мясорубке овчарок улеглась возле своего хозяина и никого не подпускала к нему. До последнего боевые псы скалились на врага, израненные, они продолжали бросаться на гитлеровцев.

Немецкие звери пристрелили каждую овчарку, а те из них, кого не подстрелили немцы, отказывались от пищи и умерли от голода на поле… Даже сельским собакам досталось – немцы расстреливали крупных собак селян, даже тех, кто был на привязи.

Лишь одна овчарка смогла доползти до хаты и упала у двери. Ее приютили, выходили, а по ошейнику на ней селяне узнали, что это были пограничные псы не только Коломыйской пограничной комендатуры, но и специальной школы служебного собаководства.

После того страшного и драматичного боя, когда немцы собрали своих погибших, по воспоминаниям жителей села, было разрешено похоронить и советских пограничников. Всех, кого нашли, селяне собрали в центре поля и похоронили, вместе с их верными четвероногими помощниками, в одной братской могиле…[11]

А выжившая в том бою немчура до конца жизни, наверное, вздрагивала от любого собачьего лая!..

* * *

В 1955 году, спустя десять лет после Победы, в селе Легедзино было произведено перезахоронение останков пограничников в братской могиле возле сельской школы. А на окраине села, там, где и проходила единственная в мире рукопашная схватка советских пограничников и их служебных собак с гитлеровцами, был поставлен памятник.

«Остановись и поклонись. Тут в июле 1941 года поднялись в последнюю атаку на врага бойцы отдельной Коломыйской пограничной комендатуры. 500 пограничников и 150 их служебных собак полегли смертью храбрых в том бою. Они остались навсегда верными присяге, родной земле», – гласит памятная надпись.

Поэт Александр Журавлев написал стихотворение о том жестоком бое:

Собственными руками взрывать родной город – незавидная участь. Но другого выхода не было. Нужно было подорвать доменные печи Металлургического завода имени Сталина – главного промышленного предприятия, давшего жизнь Донецку, а по нынешним временам – Сталино. Даже перед лицом гитлеровской угрозы здесь выпускались корпуса снарядов, авиабомб, минометных мин. Сваривали из рельсов и других металлоконструкций противотанковые ежи, изготавливали бронеколпаки для пулеметных гнезд.

Восемнадцатого октября последний эшелон с эвакуированным оборудованием заводов города Сталино дал прощальный паровозный гудок. Локомотив в клубах дыма и пара тянул вагоны и платформы на восток, в глубокий тыл. Может, в далекую Карагандинскую область, а может быть, и на Урал – в город Карпинск Свердловской области. Там, в эвакуации, на спасенных донецких промышленных предприятиях будет развернуто новое производство военной техники.

А уже девятнадцатого октября немцы ворвались в поселок Рутченково – пригород Сталино. От самого города – километров двадцать. В шахтерской столице уже шли уличные бои, поредевшие и обескровленные части 383-й шахтерской стрелковой дивизии вместе с подразделениями 12-й и 18-й армии Южного фронта цеплялись за каждую улицу, каждый перекресток, каждый дом. Израненные солдаты яростно огрызались, но было уже понятно – город не удержать…

* * *

Дымно-огненные фонтаны взрывов вздымались уже в самом городе. Над Сталино с воем носились пикировщики с крестами на крыльях. «Юнкерсы» выкашивали все живое с бреющего полета огнем пулеметов, сыпали мелкие осколочные бомбы, прицельно сбрасывали фугаски, с легкостью крушившие баррикады оборонявшихся и укрепленные в зданиях позиции.

Отбиваться было уже практически нечем. Патроны были на исходе, противотанковые пушки погибли все – вместе с расчетами. Что поделать, «сорокапятка» – «прощай, Родина»! Оставались только противотанковые гранаты да бутылки с зажигательной смесью.

Многоопытный Ракитин убедил командира комендантской роты в последние дни наделать побольше этой адской огненной смеси. Этими «огненными бутылками» отбивались в основном от бронетранспортеров гитлеровцев. Опять же, и танков у немцев было на удивление мало, да и те, что имелись, оказались слабоваты. Все ж только 1941 год – до «синявинской и курской премьер» тяжелых «тигров» и «пантер» оставалось еще почти два года. А вот броневики и легкие пулеметные танки «коктейли» жгли прекрасно!

Особенно эффектно у Ракитина получилось уничтожить полугусеничный гитлеровский броневик с труднопроизносимым названием «Зондеркрафтфарцуг-251». Бронированный гроб с пулеметом медленно полз по улице. А за ним, прикрываясь клепаной сталью бортов, настороженно продвигались пехотинцы в серых мышиных мундирах с серебряными галунами.

Пулеметчик за броневым щитком бил вдоль улицы длинными очередями из «MG-34», искристые трассеры секли стены домов, выбивали стекла, рикошетили от булыжной мостовой.

Солдаты комендантской – теперь уже бывшей комендантской – роты заняли оборону на втором этаже полуразрушенного жилого дома. Оттуда, со второго этажа, Ракитин и метнул вниз пару бутылок «огненного шнапса» проклятым «фрицам». Полугусеничный броневик с крестами на броне был не прикрыт сверху – «коктейль Молотова» рванул вверх огненным фонтаном, мгновенно уничтожив всех, кто находился в защищенном от пуль кузове. Взорвались гранаты, разворотив «стальной гроб» изнутри. Ударная волна повалила и контузила много немцев вокруг.