Салапапон и Мздыря – два - Юрий Лигун

Мздыря опять подумал и сказал:

– Если я тебя слышу, ушной слух у меня есть. А про музыкальный не знаю. Это как?

– Это когда ты поёшь, а на тебя с кулаками не напрыгивают и не наскакивают.

– А на тебя наскакивают? – спросил Мздыря.

– Сам видишь, – хмыкнул Салапапон и потёр распухшее ухо. – И главное, не успел до припева дойти, а они уже напрыгнули…

– А ну, пойдём! – решительно сказал Мздыря. – Посмотрим, кто тебе ухо распух.

– Их много! – предупредил Салапапон.

– Ничего, нас тоже двое! – сказал Мздыря и достал из шкафа шапку-ушанку.

* * *

Вообще-то, Мздыря думал, что они пойдут за гаражи, где кучкуются страшные хулиганы, чтобы навалиться на кого-нибудь могучей кучкой. Но они почему-то пошли к музыкальной школе.

На лавочке возле входа сидели тихие люди с нотными папками. Некоторые были в очках.

– Эти? – грозно спросил Мздыря.

– Эти! – тихо сказал Салапапон и зашёл за дерево.

Мздыря быстро натянул на голову шапку-ушанку, чтоб в случае чего не получить по ушам, и гаркнул во всю ивановскую:

– Песня!

Не дав народу опомнится, он быстро спел старинную народную песню. Только слова он помнил плохо, поэтому у него получилась какая-то чепуха:

Во саду ли, в огороде

Берёзка стояла.

На ней бабушка-старушка

Сушила одеяло!

Салапапон сразу понял, что сейчас на них наскочат и надают нотными папками по ушам.

И на них действительно наскочили. Правда, только на Мздырю. Причём наскочили все – и народ с нотами, и учитель с баяном, и директор с мандолиной, и завхоз с трубой, и уборщица с балалайкой.

Но наскочив на Мздырю, они не стали лупить по шапке-ушанке, а стали подбрасывать Мздырю в воздух и кричать: «Спой ещё!».

А когда Мздыря спел всё, что знал, а знал он, кроме старинной народной песни, ещё одну про кузнечика, который сидел в траве, как огуречик, и грыз конфетки-бараночки, словно лебеди-саночки, – директор с мандолиной сказал, что принимает Мздырю сразу в двадцать пятый класс музыкальной школы, потому что у него голос звонче, чем у знаменитого итальянского мальчика Робертино Лоретти, который когда стоял на сцене, все падали.

* * *

Вот так, благодаря полному отсутствию ушного слуха у Салапапона, у Мздыри обнаружился абсолютный музыкальный слух и редкий голос сумасшедшей красоты.

Так что теперь Мздыря часто выступает. Правда, пока во дворе. А Салапапон у него продюсером подрабатывает, правда, пока за просто так. Потому что на стадионы Мздырю пока не приглашают. Оказалось, что вместе с абсолютным слухом Мздыря обладает абсолютным не запоминанием слов.

А выступать на стадионе с мятой бумажкой как-то некрасиво. Вот почему на стадионах в основном выступает красивый народ с жидким голосом, зато с твёрдой памятью на любые слова.

Но ничего! Ходит слух, что Мздыря уже выучил два куплета одной хорошей песни, и мы скоро её услышим.

Хотя, может, и не скоро. Ведь в этой песне пятнадцать куплетов, а припевов и того больше…

Однажды Салапапон пришёл к Мздыре и говорит:

– Интересно, а сколько времени человек может прожить БЕЗ ЭТОГО?

– Без чего? – не понял Мздыря.

– БЕЗ ЭТОГО! – с нажимом повторил Салапапон и вытащил из заднего кармана химическую колбу, очень похожую на стеклянную клизму.

Стало ясно, что Салапапон к чему-то клонит, а если Салапапон к чему-то клонит, то склонит обязательно. Он недавно на пустыре бетонный столб склонил, который даже японским бульдозером не склонялся. А Салапапон пришёл: раз – и нет столба! А потом: два – и нет Японии!

* * *

…Но это мы слегка отвлеклись. Тем более, Мздыря не бульдозер – его так просто никаким Салапапоном не сковырнёшь. И хотя у бульдозера в запасе двести лошадиных сил, у Мздыри – все двести двадцать, причём не лошадиных, а конских! А может и больше, потому что даже двести двадцать первый конь в жизни бы не догадался, где Салапапон взял колбу. А Мздыря клацнул мозгами и догадался, что стеклянная КОЛБА выпала из слова «КОЛБАСА», на которую прозрачно намекал Салапапон. Честно говоря, Салапапон только и делал, что всю дорогу намекал на колбасу, особенно по утрам. Так что не догадаться было трудно, вот Мздыря и догадался!

А догадавшись, он щёлкнул колбу по лбу и сказал:

– БЕЗ ЭТОГО человек вообще прожить не может! А я могу! Я без колбасы уже целую ночь прожил и ещё бы полчасика продержался, если бы ты меня не разбудил!

– Считай, что я тебя спас! – заорал Салапапон и достал из бокового кармана полкило ливерной.

Другой бы удивился, а Мздыря обрадовался. Хотя сначала подумал, что Салапапон на его личные полкило напасть хочет. А вышло-то наоборот! В смысле, всё вышло правильно! Ведь когда Салапапон и Мздыря сложили свои запасы, то получился целый килограмм удовольствия. А килограмм удовольствия ровно в сто раз больше, чем двести граммов неприятностей, и кто этого не знал, теперь уже не отвертится.

А если кто не понял, к чему мы клоним, то скажем прямо: к тому, что Салапапон настоящий друг. А настоящий друг всегда приходит со своей колбасой!

Салапапон телевизор не любил, а его дедушка любил. В смысле, телевизор дедушка любил его! Или сказать точнее, его дедушка любил его. А которые всё равно не поняли, те и не поймут, потому что мы сами уже в дедушках и телевизорах запутались. Но на всякий случай повторим: дедушка Салапапона любил телевизор! Хотя Салапапона дедушка тоже любил.

Правда, когда дедушка любил телевизор, он был маленьким. В смысле, они оба были маленькими. Дедушка был маленьким, потому что был мальчиком. А телевизор был маленьким, потому что в те времена, когда дедушка был мальчиком, больших телевизоров ещё не было. Да и маленьких было маловато. Зато те, у кого были маленькие телевизоры, считались большими людьми и пользовались уважением и даже завистью. А чтобы ещё больше увеличить зависть и уважение, большие люди прицепляли на экраны увеличительные стёкла-линзы, которые увеличивали маленькие телевизоры, а заодно всё, что они показывали.

А показывали они одну программу и то пару часов в день. Только программа была такая интересная, что к маленькому дедушке весь маленький двор сбегался, потому что ни у кого не то что телевизора, а даже увеличительной линзы не было. А у дедушки линза была, потому что его папа был большим человеком и заведовал целым детским садом. А дедушкина мама была ещё больше, потому что заведовала дедушкиным папой.

* * *

Так вот, сбежится маленький двор на маленький телевизор и сидит. В смысле, сидят. Человек двадцать сидят, а то и все двадцать два: песку натопчут, чая напьют и дедушкины игрушки разбросают.