Графиня Дракула. Невероятная история Элизабет Батори - Габриэль Готье

Утро мы начали с обстрела крепости из пушек. Наши пушки были куда сильнее, чем те, что стояли на крепостных стенах. Поэтому ядра, которыми стреляли в нас турки, редко долетали до наших позиций. Поле брани наполнилось пороховым дымом, громом, от которого дрожит земля. Наши лучники подобрались поближе к крепости. Под укрытием небольшой, чудом сохранившейся здесь рощи, они прицельными выстрелами по белым тюрбанам, которые показывались иногда над стенами крепости, уменьшали турецкое войско. Турки отвечали ружейным огнем.

Похоже, что турки, рискуя взорваться вместе со своими пушками, стали класть больше пороху, заряжая их. Ядра теперь свистели совсем рядом с нами, среди нас появились убитые, слышались крики раненых. Балинт, как всегда во время артиллерийской стрельбы, что-то писал. Когда дело доходило до конницы, скучать ему не приходилось, а пушки навевали на него тоску. Ему не страшны были ни пули, ни ядра. Всегда они обходили его стороной, но не в этот раз. Не дописав очередной свой сонет, он свалился замертво. Турецкое ядро настигло его.

* * *

Третий день уже длилась перестрелка. Изредка то мы, то турки, устраивали вылазки, да только дело не двигалось. В самый разгар боя ко мне подъехал человек на загнанной лошади. Он передал мне письмо, где Элизабет писала, что Анна, моя первая дочь, пропала. Жена просила меня быть как можно скорее. Будь у меня крылья, я прилетел бы в наш горный замок, стоило мне только прочесть это письмо. Но людям не дано летать, нам дана лишь воля, которая ведет нас к цели. Анну нужно было найти, во что бы то ни стало, я поспешно отдал указания, и мы отправились в замок.

Когда мы прибыли, Анну все еще искали. На Элизабет не было лица. Я видел ее такой лишь однажды, когда она, будто вспомнив что-то, оперлась рукой о дерево в лесу и стояла так до тех пор, пока воспоминание не отпустило ее.

Анну искали уже много дней, но до сих пор не нашли. Будь на дворе зима, поиски можно было бы отложить до весны. Ребенку почти невозможно прожить в горах несколько дней в зимние месяцы, когда все занесено снегом, когда пронизывающий ветер даже диких зверей загоняет в их норы.

Будь Анна постарше, я решил бы, что она, против всех правил и приличий, сбежала с возлюбленным, род которого недостаточно знатен для того, чтобы у них было законное право быть вместе. Но девочек в ее возрасте еще не тревожат греховные желания, которые уводят их из дома с любовниками. Хотя, Элизабет была не намного старше Анны, когда незаконный плод ее мимолетной связи с мужчиной покинул ее девичье чрево. Я давно простил ей этот грех — с того самого момента, когда недостойный, посмевший к ней прикоснуться, понес наказание. Тогда я был вне себя от злости, и убил бы Элизабет, не найдись во мне хотя бы капля благоразумия.

Я собрал всех, кто мог ходить, мы обшарили все окрестности, спросили каждого, кто мог говорить, но Анну найти не смогли. Ночью я не мог уснуть, бродил по замку в поисках Анны. А Элизабет, считая, что в пропаже нашей дочери виноваты несколько служанок, которые заняты были в тот день уборкой, расспрашивала их в подвале. Отголоски их криков доносились до вершины самой высокой башни замка, куда я взошел, в надежде, что звезды подскажут мне дорогу к моей милой дочери.

* * *

Не помню уже, как настало утро, но с первыми утренними лучами в замок пришло настоящее Солнце — наша Анна. Как только она увидела меня, она бросилась ко мне, обняла, и только и шептала: «Забери меня отсюда, забери». Элизабет в это время занималась красотой. Она даже в такой нелегкий для нашей семьи час не изменяла своим извечным привычкам.

«Анна, что случилось, рассказывай», — сказал я дочери. Та расплакалась, и сказала, что больше не может здесь жить, что мать заставляет ее наказывать служанок, а ей жалко этих девушек. «Однажды, — говорила Анна, — мать, должно быть, спутала меня и служанку. Она не была похожа на себя, ее будто подменили. От ее взгляда мне сделалось так же страшно, как если бы я упала в бездонный колодец». Анна рассказала, что в руках у Элизабет была плетка, покрытая запекшейся кровью, что мать замахнулась уже на нее, но будто что-то ее остановило. Она поняла, кто перед ней. Тогда Элизабет сказала Анне, чтобы та ушла, спряталась в потайной комнате, где есть запасы еды и питья, и не выходила бы из нее до тех пор, пока я, ее отец, не появлюсь в замке. Из потайной комнаты можно наблюдать за происходящим в замке, и когда Анна поняла, что я дома, тут же оттуда вышла.

Я бросился к Элизабет. Та только что отослала служанок, и сидела у любимого зеркала, разглядывая себя, и, как мне показалось, сравнивая цвет своей кожи с цветом белейшего шелка, который недавно доставили ей из Италии. «Что ты сделала с дочерью?» — сорвался с моих губ первый вопрос. Элизабет лишь пожала плечами: «Я ничего не делала с ней, я молюсь, чтобы она нашлась…». «Анна была в той комнате, как же мы не догадались туда заглянуть!», — ответил я. «Удивительно, почему она только сейчас объявилась, милая моя девочка», — Элизабет устремилась к выходу из комнаты, желая увидеть дочь. Я остановил жену, насильно усадил на кровать, и, рассказав историю Анны, потребовал объяснений.

Элизабет лишь удивленно смотрела на меня. Она не признала ни единого слова Анны. «Знаешь, милый мой Ференц, девочка сейчас в таком возрасте, в котором дети выдумывают небылицы и сами верят в них. Я ведь была такой же. Так же пряталась ребенком, да ждала, пока меня найдет кто-нибудь. А ведь те времена были едва ли не опаснее, чем сейчас. Сейчас, по крайней мере, крестьяне стали спокойнее, а что было раньше, в те времена, когда мы с тобой были детьми?».

* * *

Я не знал, чему мне верить, кому мне верить? Что это, безумие моей жены, проклятие ее древнего рода, или сказки, которые сочиняет моя дочь? Не успел я как следует все это обдумать, как на пороге возникла Анна. Она бросилась на шею Элизабет, их глаза так сияли, они обе так радовались встрече, что я поневоле усомнился во всем том, что только что произошло. Может быть, Анна и Элизабет сговорились, желая увидеть меня дома в неурочный час, когда ничто, кроме большой семейной беды, коей стала пропажа Анны, не уведет меня с поля боя?

Когда Анна нашлась, с меня будто сняли тяжелый груз. Я понял, что главная моя ценность — вот она, передо мной… Я знал, что Элизабет чувствует то же самое. Она передала Анну кормилице и приказала нас не беспокоить. Мы упали в объятия друг друга.

Часы семейного счастья воина коротки, и как только зарделся рассвет следующего дня, я отправился назад, к моему войску. На защиту моей родины и моей семьи.

Много лет прошло с тех пор, когда Анна переполошила всех своей выходкой. Я чувствую, что умираю, что часы мои сочтены, и мне остается лишь молиться о спасении моих любимых жены и детей. Всю свою жизнь я защищал отечество и дом, но слишком поздно я понял, что не турки — главный наш враг…

И медленно, пройдя меж пьяными,

Всегда без спутников, одна,

Дыша духами и туманами,

Она садится у окна.