Солнце на дороге - Андрей Максимов

Но она была такая реальная, такая близкая, такая…

Ирэна!

«Так, спокойно, полковник. Еще раз войди в ум. Немедленно и навсегда».

Антошин пытался сосредоточиться.

«Ирэны нет и быть не может. Нигде! Даже здесь, в этом странном мире, ее быть не может!

Ее сбил пьяный водитель несколько веков тому назад. Или вперед? Не важно.

Она умерла. Погибла. Она всегда неосторожно переходила улицу, а тут — пьяный водитель.

Она лежала в гробу, словно спала.

Сын все спрашивал у тебя, полковник: «Где мама?» И ты не знал, что ему ответить.

Ирэны не было. Физически ее не существовало. Хотя, безусловно, ты все время думал о ней. Память об Ирэне стала частью тебя.

Но при чем тут память? Физически ее быть не может. Не может!

Или ты думаешь, что, умирая ТАМ, приходят СЮДА?

Это уже не мистика, полковник Антошин, это просто бред. Бред человека, который никак не может взять себя в руки».

…Ирэна шла сквозь листву.

Мираж. Видение. Невозможность. Нереальность. Фантастика. Не мистика, а бред.

Но — черт возьми! — Ирэна шла сквозь листву.

Антошин заметил шрам у нее под грудью. Маленький шрам, полученный ею в детстве… Шрам, который Антошин так любил целовать.

У Николая Васильевича Антошина был сын. У сына, разумеется, была мама.

У Николая Васильевича Антошина была жена. Одна. Любимая. Так случается: одна любовь — и на всю жизнь.

Когда полковник увидел ее впервые, он взмолился:

«Боже, сделай так, чтобы я прошел мимо нее! Именно из-за таких женщин мужчины сходят с ума, бросают профессию, кончают с собой. Из-за таких».

Но Бог никогда не помогает влюбленным избежать любви.

Понять, а тем более описать, за что мужчина полюбил женщину, — невозможно. Вдруг — всегда вдруг, не подготовишься! — появляется женщина, которая перекрывает собой весь мир. Какие еще подробности нужно описывать?

Их роман длился четыре года. Четыре года вместе с Антошиным жила женщина, при взгляде на которую у него начинало бешено колотиться сердце, а во рту становилось так сухо, словно накануне он страшно напился.

Николай Васильевич Антошин — солдат, для которого опасность была смыслом существования, — вдруг начал бояться.

Он боялся только одного: что однажды Ирэна испарится из его жизни. Потерять Ирэну — это было куда хуже, чем потерять жизнь. Потерять Ирэну означало потерять смысл жизни.

И когда Ирэна сказала, что беременна, Антошин обрадовался невероятно. И не только тому, что у него родится сын (а в этом полковник был абсолютно убежден), но, главное, он понял: теперь-то эта женщина навсегда останется рядом с ним.

Она погибла, когда их сыну было два года.

После нее у Антошина не было любимых женщин. Нет, дамы всякие, конечно, появлялись: красивые, умные, великолепные, несчастные, одинокие, сумасшедшие — разные.

Только вот такой, при взгляде на которую сердце начинало бы бешено колотиться, больше не возникло в его жизни.

И вот теперь через лес к нему шла Ирэна, улыбаясь Антошину своей удивительной улыбкой. Улыбкой, которую полковник никогда не забывал, абсолютно точно зная, что больше ее не увидит.

Антошину вдруг стало неловко за Ирэну, ведь сейчас разбойники увидят ее обнаженной…

Занятые своей странной молитвой, разбойники заметили Ирэну, лишь когда та подошла совсем близко.

Ужас сковал их.

Несколько секунд — Антошину показалось: вечность — они стояли прижавшись друг к другу, не в силах сдвинуться с места. Потом медленно, не сводя с Ирэны глаз, спиной двинулись в лесную чащу, повторяя шепотом одно странное слово:

— Боровуха! Боровуха!

Когда лес уже почти скрыл их, они развернулись и опрометью бросились бежать. Долго еще в птичий гомон леса врывался треск сломанных веток.

Кто такая Боровуха? При чем тут Ирэна?

Черт возьми, но ошибки быть не могло! Перед полковником стояла его жена, улыбаясь так, словно ее вовсе не удивляет их невероятная, совершенно невозможная встреча.

Она пришла, чтобы спасти его. Она ведь так его любила! Почувствовала, что ему грозит смертельная опасность, и пришла.

Его ведь предупреждали: здесь может случиться что угодно.

А почему, собственно, это «что угодно» должно быть только плохим?

Ирэна начала распутывать веревки, которыми был связан полковник. Она распутывала их не как мираж, а как обыкновенная женщина, орудуя то ногтями, то зубами.

Боровуха? А что может значить это слово? Волшебница? Ведьма? А может, это вообще не имя никакое, а ругательство?

А что? Боровуха! Вполне годится для ругательства. Надо запомнить.

Но какая же она Боровуха… Нет, у нее всегда было иное имя.

Антошин внимательно и без смущения разглядывал свою спасительницу. Никаких сомнений — это была Ирэна: ее длинная шея, маленькая грудь, длинные, чуть полноватые ноги. И шрам под грудью. Тот самый.

Что-то, правда, смущало, но вот что именно — Антошин не мог понять. Да и вообще трудно предаваться размышлениям, когда тебя сначала едва не отдали в жертву, а потом, вместо этого кошмара, к тебе пришла женщина, которая — ты был в этом уверен! — потеряна для тебя навсегда.

Как только освободились руки, Антошин дотронулся до Ирэны. Она была теплая, близкая, живая.

Ирэна улыбнулась.

— Почему ты молчишь? — спросил полковник, помогая женщине развязывать веревки на ногах.

Ирэна не говорила. Только улыбалась такой знакомой, такой родной улыбкой.

Черт возьми, это была ее улыбка! Антошин не спутал бы ее ни с какой другой.

Полковнику ужасно захотелось услышать голос любимой, но Ирэна, кажется, не собиралась разговаривать вовсе.

Наконец Антошин был свободен.

Он взял женщину за руки и снова спросил:

— Ну почему, почему ты молчишь?

Ирэна смотрела на него влюбленными глазами — так, как она смотрела всегда. Этот обезоруживающий взгляд нельзя было спутать ни с чьим иным. Вообще женщины боятся смотреть так откровенно на своих возлюбленных. Ирэна не боялась.

— Скажи хоть словечко! — взмолился Антошин.

Женщина молча взяла его руки и его руками обняла, обвила себя.

Антошин почувствовал давнее, никогда не забываемое тепло.

Это была Ирэна. Его Ирэна.

По-прежнему улыбаясь, женщина вывела полковника на поляну.

Солнце стояло высоко. Его лучи ударяли о листья деревьев и разбивались на маленькие огоньки. Было ясно, что там, над кронами деревьев, должна стоять удушающая жара, но здесь, на небольшой полянке, было даже прохладно и весело от прыгающих золотых лучиков.