Седьмой воин - Алим Тыналин

Изловчился, стукнул Жангака по лбу. Тупым концом копья. Конокрад закрыл глаза, выронил саблю, вывалился из седла на землю.

Вьюнош тут же развернулся, задел другого по животу. Вроде несильно, но пострадавший застонал, на лице гримаса. Схватился за пузо, повалился на гриву коня.

Третьего юноша тоже оглушил.

Четвертый поглядел на поверженных соратников, подумал чуток. Саблю опустил легонько.

Тогда мальчишка копьем совсем уж немыслимый выверт закрутил. Аж засвистело древко в воздухе. Еще и лицо дикое устроил, для устрашения.

Забоялся тогда противник. Развернул коня, помчался прочь. Вскочил в седло и был таков.

– Неплохо он копьем орудует, – заметил сзади Серке. Выехал вперед, обошел Ерофея, чтобы видеть лучше.

А юнец против двух здоровяков остался. Бакая и еще одного. Похожи друг на друга, сразу ясно, что братья.

– Вижу, ты еще лучше копье освоил, – сказал Бакай. – Но это не поможет. Сейчас я тебе кое-что отрублю, не будешь больше девушек позорить.

Вытащил саблю, двинул коня к Атымтаю.

– Подожди, – крикнул юноша. Спрыгнул с коня, подошел к неподвижному Жангаку. Наклонился, сунул руку за отворот халата. Вытащил расшитый платок. Крикнул:

– Гляньте, что у вашего друга имеется.

– Это же платок Айсулу, – воскликнул Бакай. – Как у него оказался?

– А что я говорил? Вот настоящий отец ее ребенка.

Братья переглянулись и спешились. Подошли к юркому. Влепили пару оплеух, приводя в чувство. Спросили, откуда платок взялся.

– Не знаю, о чем вы говорите, – стонал Жангак и бессильно ронял голову на грудь.

Атымтай улыбнулся. Повернулся, заприметил Серке и его дружину. Улыбка исчезла, вновь копьем ощетинился.

Серке подъехал ближе.

– Успокойся, парень. – Мне понравилось, как ты копьем работаешь.

– Интересно, откуда платок так вовремя появился, – тихонько сказал рядом Кармыс. Ерофей и не заметил, как стрелок ближе подобрался. А насчет платка, и впрямь, не все так гладко показалось.

– Ты на что намекаешь, тощая задница? – нахмурился юноша. – Что я подкинул платок?

Серке поднял руку.

– Э, полегче. Тебя никто не обвиняет. Я ясно видел, что платок был у того парня, Жангака. Так что остынь, юноша.

Слез с коня.

– Меня зовут Серке-батыр. Я к тебе по делу.

Юноша опустил копье. Захлопал глазами с длинными, как у девушки, ресницами.

– Чего хотел, Серке-батыр?

– Людям помочь надо. О Шоне и Кокжале слышал?

Атымтай наморщил лоб. Черные кудри поправил.

– Я нездешний. Но кое-что знаю.

– Шоны больше нет. А Кокжал на аул Абдикена ополчился.

– И что?

– Помощь нужна. Людей собираем.

Покачал юнец головой.

– Я в другой аул еду. Жангак его ограбил. Им табун отогнать надо.

Вздохнул Серке.

– Не поможем, Кокжал всех перебьет.

Атымтай плечами пожал.

– Не могу, батыр. Времени нет у меня.

– Сейчас на доброе дело трудно время найти, – сказал Серке.

Отвернулся, пошел к Журдеке.

Ерофей направился за Сивкой и Кауркой. Когда вернулся, Кармыс собрал с оглушенных барымтачей два колчана стрел. Довольно улыбался. Атымтай тоже двинул к табуну.

Бакай с братом отрубили Жангаку голову. Сели на коней, поехали прочь.

Серке неподвижно сидел на коне.

Ерофей заметил неподалеку Таумана. Откуда взялся, Бог весть.

– Кушать охота, – пробасил великан.

Серке закатил глаза и напомнил:

– Ты же недавно чуть ли не целого быка умял. Неужто проголодался?

Тауман кивнул. Лошадь под ним тяжело дышала. Ноги великана не уместились в стремена, свисали под брюхом лошади.

– У меня в животе бурчит от голода.

– Не желудок, а бездонный колодец, – пробормотал Серке.

Кармыс тем временем подвел коня к Ерофеевой Сивке.

– Любопытно знать, какими судьбами ты оказался здесь, суровый северянин? На душе у тебя тоска, сразу видно. Поэтому далеко от дома подался?

Вот аспид жалящий. Прям в открытую рану угодил.

Кивнул Ерофей, отвернулся. Не желаю, мол, дальше беседовать.

Но лучник не унимался. Приставучий, как покойный Рузи. Поведал доверительно:

– А скажи, у тебя есть знакомые среди золотоволосых купцов? Страсть, как нужно.

И видя, что Ерофей продолжает молчать, добавил:

– Я ведь тоже не от хорошей жизни скитаюсь. Родители у меня бедняки, а я все в баи старался выбиться. Есть у меня такая страсть, все нутро мое гложет.

Раз уж так душу распахнул, пришлось повернуться к собеседнику. Слушать вежливо.

– Хотел я вернуться в родной аул с несметным богатством. Чтобы те, которые нами помыкали, от зависти захлебнулись.

Говорил Кармыс глухо, смотрел вперед. Натянутая кожа на скулах сморщилась. Затем умолк, задумался.

– А дальше? – спросил Ерофей.

Кармыс опомнился.

– Потом случилось самое интересное. Я немного нарушил правила. Хотел быстрее разбогатеть.

– И попался?

Мерген вздохнул.

– Поэтому и шатаюсь сейчас далеко от дома. Как перелетная птица.

А потом улыбнулся. Счастливый, не умеет долго страдать.

– Ничего, я еще добьюсь своего. Вернусь к родителям с огромным стадом! Для этого всего лишь надо…

Но секрет обретения бессчетных голов скота остался неизвестным. Ибо Кармыс прервался и сказал:

– Гляньте, что делается.

Атымтай, что гнал табун через степь, хрипло кричал. Кони ржали. Табун бросился врассыпную.

– Что за зверюга там мчится? – спросил Кармыс.

И впрямь, среди клуб пыли, поднятой табуном, виднелся желто-пятнистый хищник. Он огромными прыжками несся за конями. Пригляделся Ерофей. Дак это ж пардус, редкий зверь.

– Это степной лев, – крикнул Кармыс. – Его шкура стоит целое состояние.

И поскакал к табуну. За ним потянулись остальные.

Когда подъехали, случилась невиданная странность. Атымтай стоял на месте. Приоткрыв рот, наблюдал за пардусом.

Зверь припал к земле, изготовился к прыжку. Причем не на юношу. А на человека перед собой, его смутные очертания проступали сквозь пыль.