Рыцари и сеньоры (сборник) - Алексей Котов

Я ничего не смыслю в математике. Однажды я слушал лекцию на гуманитарную тему и там, в качестве примера, мне поведали, что, мол, великий математик Гедель доказал очень сложную терему. Теорема звучит примерно так: нельзя доказать, что система непротиворечива, не выходя за рамки этой системы, если эта система действительно непротиворечива… Сложно, да? Услышав такое, я невольно улыбнулся. Еще там, на лекции, я попытался «перевести» смысл теоремы Геделя на общепонятный язык. У меня получилось примерно следующее: человек, который находится в запертом доме, не сумеет доказать себе, что он не сможет выбраться из этого дома, пока он не осмотрит этот дом снаружи. Понимаете, в чем парадокс?.. Вот посмотрите: вы находитесь в запертом доме. Но пока вы не осмотрите дом снаружи, — а вы не сможете это сделать! — вы не имеете права считать, что у вас нет выхода. Как говорится, живи и надейся.

Как раз тут стоит перейти к «чисто женскому мышлению». Я сделал открытие… Нет, не Америки. Я открыл, что женское мышление — извините за последующую тавтологию, но лучшей фразы просто нет — как раз и может мочь невозможное. Именно это мышление, как рука барона Мюнхгаузена, способно поднять человека над болотом или над тем «домом», в котором он заперт.

А теперь, в качестве доказательства моей теоремы, послушайте одну занимательную историю.

Вы помните жару 2010 года?.. Это было ужасно! Когда я выходил во двор и наливал в тазик свежую воду, ко мне подходил исхудавший, вымотанный жарой кот. В его ошалевших глазах я читал немую просьбу: «Утопите меня, пожалуйста, в свежей прохладе!»

Короче говоря, жара властвовала повсюду, словно пар над горячей сковородкой.

Как раз в это же время, в одной маленькой районной больнице сидела у окошка медсестра. Назовем ее хотя бы Настенька. Настя смотрела на рябинку и с грустью думала о том, что ее никто не берет замуж… Знаете, есть такой тип девушек — добрых и мягких, но напрочь лишенных напора в эмоциональном общении с сильным полом. И, как говорится, «ну, не везет человеку по жизни!»

Вдруг по больнице прокатился взрыв смеха. Настенька вышла в приемную. Как оказалось, привезли пострадавшего от несчастного случая… Но какого случая! В приемном покое Настя увидела обмороженного мужика. Напомню, что вокруг, в радиусе двух тысяч километров, царила Жара-2010. А еще пострадавший мужик был пьян до состояния невменяемости. Кстати, это и был его основной диагноз. Что же касается обморожения, то оно было, мягко говоря, минимальным.

Дежурный врач, давясь от хохота, стал расспрашивать доставившую мужика женщину — жену больного. Та рассказала следующую историю. У них с мужем есть продуктовый магазинчик. Расположен он в старом, еще «дореволюционном» купеческом доме. Стены этого дома — и особенно стены подвала — сопоставимы по толщине со стенами средневековой рыцарской крепости. Одним словом, тепло— и звукоизоляция стен — на самом высоком уровне. Так вот, пострадавший мужик, о котором идет речь, решил выпить водки. Но как ее — проклятущую! — выпьешь в жару?!.. Поэтому мужик и забрался в подвал, в котором стояли мощные рефрижераторные установки. Он добавил мощности холодильникам и открыл их двери. Представляете, да?.. Получился Северный Полюс в подвале. Расширенные на уличной жаре сосуды головного мозга мужика (хочется спросить, а был ли у него этот мозг?!) сначала сузились от холода, потом снова расширились, но уже от большого количества водки. Я мало понимаю в медицине, но, очевидно, что мозги мужика взбунтовались. Хотя и маленькие (думаю, даже жалкие!) мозги все-таки подчинялись закону о сообщающихся сосудах. Но в сосудах мужика была водка… Все кончилось хорошо, потому что жена мужика задала себе вопрос «А мой-то где?..» Мой — это, конечно, муж. Муж вдруг как-то подозрительно быстро исчез из поля зрения женщины. А перед этим она успела заметить на его физиономии то ли лукаво-хитрое, то ли виновато-жалобное выражение. Инстинкт жены привел владелицу магазина в подвал. Там и спал, широко раскинув руки, ее горячо любимый супруг.

Медсестра Настенька тоже смеялась, слушая эту историю… Потом больного отправили в палату. Все разошлись и Настя снова направилась к окошку и рябинке там, рядом с ним. Бедная девушка уже снова собралась взгрустнуть о неторопливом счастье, как вдруг по больнице прокатился очередной взрыв смеха. Девушка вернулась в приемный зал. Оказалось, привезли очередного пациента и снова… Обмороженного!!

На этот раз смеялись даже тяжелобольные. А дежурному врачу была рассказана следующая история. Жена первого пострадавшего позвонила своей подруге и рассказала ей историю, приключившуюся с мужем. Та, конечно, посмеялась, но задала себе вопрос: «А мой-то где?!..» Мужа рядом не оказалось. Женский инстинкт — о, это благородное и высокоинтеллектуальное чувство! — вдруг выдал следующее предположение: а не был ли и ее супруг там, в подвале?!.. Тем более что оба мужика — двоюродные братья. Вторая женщина бросилась к первой, они обе спустились в подвал и… Там, по их словам «за ящиками», они нашли и второго мужика.

Смех делает женское лицо удивительно привлекательным. И я не сомневаюсь, что, глядя на Настю, любой здравомыслящий человек наверняка задал вопрос: «Мужики, да чего вам, сволочам, еще нужно-то?!..»

Легкий каламбур: второму пострадавшему была оказана первая помощь. По настоянию супруги, его отправили в палату с окнами на «солнечную сторону». Кондиционер в той палате медленно умирал и скорее грел воздух, чем охлаждал его. Это была женская месть за мужскую глупость.

Настенька вернулась к своему окошку и рябинке и… Да! Повторяю: да!! Через двадцать минут привезли третьего обмороженного. Потому что две первые женщины позвонили своей подруге. А та тоже задала себе вопрос: «А мой-то где?!..» На этот раз женщины обшарили весь подвал. И уже не «за ящиками», а за холодильником, нашли третьего мужика.

О, этот великий женский вопрос «А мой-то где?!..» Автор не сомневается, что за последние, допустим, двадцать лет он спас жизнь не трем, а, по крайней мере, тридцати трем тысячам мужиков. Потому что мужик — это большой ребенок. И за ним нужно постоянно присматривать. Он может натворить столько, что мало не покажется. Особенно если этот «ребенок» вдруг потянется к бутылке водки.

Смена Настеньки закончилась и она пошла домой. Девушка снова думала о недостижимом счастье и она…

«Подождите-подождите!.. — наверняка оборвет тут меня какая-нибудь возмущенная читательница. — А как же закон жанра?! Если вы стали рассказывать об обмороженных мужиках, то тут буквально напрашивается концовка с таким же пострадавшим, за которого Настенька и выйдет замуж».

Я улыбнусь в ответ: именно!.. Но в начале рассказа я говорил о теореме Геделя, о запертом в доме человеке и о том, что этот человек не может осмотреть снаружи свою тюрьму. В этом непреодолимый парадокс теоремы Геделя в моем «переводе».

А теперь я возвращаюсь к рассказу и говорю: Настенька — именно эта скромная девушка! — смогла победить парадокс Геделя. Она смогла подняться над своим «домом» одиночества, в котором была заперта. Она осмотрела этот «дом» снаружи и — это потрясающе! — она нашла выход.

Какой выход и как нашла?..