Иван Грозный. Начало пути. Очерки русской истории 30–40-х годов XVI века - Виталий Викторович Пенской

и важности историографии, но некую здравую основу он все же, как представляется, подметил точно – чрезмерное увлечение историографией проблемы может серьезно повредить собственным изысканиям.

Исходя из этих двух соображений, мы и решили, что отдельного историографического раздела в этой книге не будет, а необходимые замечания и пометки будут разбросаны по ходу повествования в самом тексте или в примечаниях к нему. Вместо этого начнем наше повествование с раскрытия истоков «черной легенды» об Иване Грозном, прочно утвердившейся в отечественной и тем более зарубежной историографии[44].

Начнем издалека. Мы уже писали в начале нашей работы, что в известном смысле середина XVI в. может считаться переломным временем в истории Московского государства и что Россия до этого времени и после него отнюдь не одно и то же. Яркое, насыщенное событиями правление Ивана III сменилось относительным затишьем времен Василия III (что, кстати говоря, нашло свое отражение и в историографии – количество исследований, посвященных эпохе первого Грозного, на порядок превышает число тех, что описывают историю Русской земли времен правления его сына). Однако это затишье оказалось своего рода прелюдией к настоящей буре, начало которой можно отнести к концу 40-х – началу 50-х гг. XVI в., времени, когда молодой царь Иван IV, возмужав и почувствовав вкус власти, начал прибирать бразды правления в свои руки.

В течение последующей четверти века правления первого русского царя раннемодерное Русское государство обретает свои законченные формы. Государственное здание, вчерне воздвигнутое Иваном III, его внуком было достроено и в таком виде (несколько изменившись, конечно) просуществует, почитай, еще сотню с гаком лет. Однако этот сложный и до сих пор не до конца проясненный в деталях процесс государственного строительства в массовом историческом сознании во многом оказался затемнен «черной легендой», которая сложилась вокруг личности и деяний первого русского царя. Титаническая фигура Ивана Грозного затмила собой и своих предшественников, и преемников, и в густой тени, которую отбрасывает этот трагический персонаж истории России на русский «долгий XVI век», многие детали его не видны. А ведь, как известно, дьявол кроется именно в деталях, и редуцирование истории русского «долгого XVI века» до «черной легенды» о безумном царе-тиране и деспоте только закрывает путь к познанию подлинной истории Русского государства и общества в эту переломную и для Русского государства, и для русского общества эпоху.

Но как появилась на свет эта «черная легенда», где находятся ее корни, откуда она произросла? Для ответа на эти вопросы для начала вспомним про одну почти забытую сегодня книгу. Сто лет назад, в 1922 г., рижское издательство «Дельфин» напечатало на дешевой бумаге, расплывающимся шрифтом и мизерным тиражом небольшое исследование эмигрировавшего после революции из России видного русского медиевиста Р.Ю. Виппера об Иване Грозном. Работа эта осталась малоизвестной, почти забытой (именно эта, а не второе ее издание, которое Виппер опубликовал в 1944 г., уже будучи советским историком, – естественно, расставив акценты в ней иначе, в соответствии с требованиями новой научной парадигмы). Лишь немногие историки, плотно занимающиеся эпохой Ивана Грозного, помнят о нем. А зря, поскольку Виппер, пребывая в «позиции вненаходимости», смог подойти к оценке эпохи первого русского царя со стороны, подметив ряд деталей, на которые обычно не обращали (и продолжают не обращать) внимания другие исследователи, скованные в своей деятельности историографической традицией.

Итак, что же такого необычного написал Р.Ю. Виппер об Иване? А вот что: «Если бы Иван IV умер в 1566 году, историческая память присвоила бы ему имя великого завоевателя, подобного Александру Македонскому. Вина утраты покоренного им Прибалтийского края пала бы тогда на его преемников, ведь и Александра только преждевременная смерть избавила от прямой встречи с неминуемой гибелью и распадением созданной им империи. Грозному также простили бы его опричнину и казни, как прощаются Александру злые убийства сподвижников, причуды и бред величия». К сожалению, продолжал историк, «несчастье Ивана IV в том, что ему пришлось пережить слишком ранние свои успехи, слава его, как завоевателя, померкла, дипломатические и организаторские его таланты забылись, он попал в другую историческую рубрику, под титул «тиранов»[45]. И, развивая свою мысль дальше, Виппер продолжал: «Грозному не посчастливилось на литературных защитников. Пересветов был только отдаленным пророком его политики, рано и бесследно исчезнувшим со сцены. За ним в качестве русских свидетелей идут представители консервативной оппозиции, Курбский, автор „Беседы Валаамских чудотворцев“ и более поздние писатели эпохи Смуты, дьяк Иван Тимофеев и князь Катырев-Ростовский».

Эти критики грозного царя, по мнению историка, имели один, но очень важный недостаток, «наличность которого сыграла роковую роль для памяти Грозного», а именно: «Они совершенно равнодушны к росту московской державы, ее великим завоевательным задачам, к широким замыслам Ивана IV, его военным изобретениям, его гениальной дипломатии». Курбский со товарищи, выступая под личиной суровых и беспристрастных судей и обличителей первого русского царя, продолжал Виппер, «похожи на Тацита, Светония, Ювенала, которые, в резких нападках на римское самодержавие, сосредоточивали свое внимание на явлениях придворных и столичных, оставаясь безразличными к огромной стране, к окраинам, к внешней безопасности и славе знаменитой империи» (выделено нами. – В. П.), зациклившись на одной и той же теме, повторяемой в разных вариациях – «осуждение бесчеловечной жестокости московского царя»[46].

Мы не случайно выделили именно эти слова в этой длинной цитате. Угол зрения, под которым рассматривали деяния грозного царя его судии, довольно своеобразен и сужает до предела кругозор автора, вставшего на эту позицию. Зациклившись на придворных интригах и борьбе за власть, привнося в историческое повествование нотки морализаторства, бессмысленного уже хотя бы потому, что нынешние этические нормы, мягко говоря, с большим трудом могут быть применены к оценкам деяний политиков далекого прошлого, прошлого совсем не политкорректного и очень, очень далеко не толерантного, современные историки и тем более публицисты, журналисты и писатели нередко упускают из вида как раз именно самое важное – что происходило за пределами царского двора, в переживавшей период роста и становления огромной стране.

Почему так получилось – об этом следует сказать более подробно, ибо здесь кроются истоки того, что можно было бы назвать той самой «черной легендой» об Иване Грозном и его времени, которая оказывала, оказывает (что наглядно демонстрирует оживленная дискуссия вокруг воздвигнутого несколько лет назад в Орле памятника Грозному) и, очевидно, еще долго будет оказывать воздействие на формирование характерного образа первого русского царя и его времени в общественном сознании.

Не вызывает сомнения тот факт, что в русской истории фигура Ивана, личности чрезвычайно сложной, противоречивой и во многом загадочной, занимает особое место. Пожалуй, ни один русский монарх