Крест и корона - Нэнси Бильо

— Я послушница Дартфордского монастыря в Кенте. И прошлой ночью тайно оставила свой орден, чтобы успеть в Лондон. Боюсь, теперь мне не позволят вернуться, но, если это все же случится, я предполагаю принести монашеский обет до конца следующего года.

Джеффри ненадолго погрузился в молчание. Потом я вдруг услышала, что констебль издает какие-то странные звуки. Поначалу я с ужасом подумала, что мой спутник плачет. Затем решила, что он подавился.

А когда я поняла наконец, что слышу смех — Джеффри согнулся пополам, сотрясаясь от буквально душившего его хохота, — страшный гнев охватил меня.

— Да как вы смеете насмехаться надо мной? — воскликнула я.

Он покачал головой и изо всех ударил себя по колену, словно пытаясь остановиться, но не смог.

— Нет, ну надо же! Я приезжаю в Лондон как официальное лицо, чтобы присутствовать от своего округа на казни государственного преступника, — сказал он, обращаясь скорее к реке, чем ко мне. — Я спасаю молодую женщину от насильника, после чего попадаю в плен ее прекрасных карих глаз — и что в результате? Ах, Джеффри! Ну и свалял же ты дурака, братец!

Его слова возмутили меня.

— Ага, значит, ваша показная куртуазность закончилась, — прошипела я. — А ведь я предупреждала вас на Смитфилде: оставьте меня! Но вы не послушались. И теперь расплачиваетесь: вам некого винить, кроме как…

Внезапно Джеффри вскочил и обхватил меня за плечи.

— Закройте глаза и не оборачивайтесь, — прошептал он, его теплое дыхание зашелестело в моем ухе.

Я не могла поверить, что он прикасается ко мне. Действуя кандалами, словно дубинкой, я изо всех сил оттолкнула констебля. Бедняга рухнул на дно лодки, ударился головой и вскрикнул от боли.

Тут меня словно кто-то толкнул, и я повернулась.

Наша лодка очень медленно приближалась к большому мосту. Примерно через каждые двадцать футов горели факелы, вереницей плавучих огней отражавшиеся в широкой темной реке.

Между факелами торчали пики, на которые были насажены отрубленные головы.

Их было не меньше дюжины, хотя ясно я увидела только одну — ближайшую ко мне. Гниющая плоть почернела. Мерцание факела наполняло пустые глазницы, сверкало в распахнутом рту. От этого возникала страшная иллюзия, будто голова ожила и довольно улыбается мне.

В ушах у меня зашумело, на коже выступил пот. Я зажмурила глаза, пытаясь прогнать жуткое видение. Но было слишком поздно. Мой желудок взбунтовался, словно внутри меня проснулось дикое животное. Я согнулась пополам, скованными руками ухватилась за край лодки и прохрипела:

— Помоги мне, Дева Мария!

Казалось, я сражалась с собой целую вечность. Но все-таки проиграла. Меня, скрюченную, вырвало прямо на дно лодки одной лишь горькой струйкой — я только и съела сегодня что кусок хлеба, когда ехала в Смитфилд в телеге много часов назад. Судорожно кашляя, я вытерла подбородок тыльной стороной дрожащей ладони.

Гребцы провели лодку под мостом. Вода плескалась у влажных каменных арок. Вспомнив о том, что надо мной выставлены головы казненных, я вновь содрогнулась и зажмурилась.

Я распахнула глаза, лишь почувствовав осторожное прикосновение руки к плечу. Взяла платок Джеффри — тот самый, что он предлагал мне на Смитфилде, отерла им лицо.

И посмотрела на своего спутника.

— Мне очень жаль, что так получилось, — сказала я. — Правда, жаль.

— Я вам верю. — Усмешка искривила его губы, но в ней не было ни издевки, ни злости. Затем Джеффри взглянул куда-то поверх моего плеча, и улыбка моментально исчезла с его лица. Я буквально почувствовала, как все его тело напряглось.

Наша лодка поворачивала. Мы вошли в узкий канал с высокими каменными берегами. Над нами возвышалась громадная квадратная чернота, закрывавшая низкие звезды и хлипкие серые облака. Сомнений не осталось: мы въезжали в Тауэр.

— Это вопрос выбора: крест или корона, — сказал Джеффри Сковилл таким тихим голосом, что его едва было слышно сквозь плеск воды.

— Что? — не поняла я.

— Каждый из нас должен сделать выбор, — пояснил констебль. — Бунтовщики с Севера предпочли крест. — Он кивнул в сторону жуткого моста, оставшегося позади. — Вы сами видели, каковы оказались последствия.

Было излишне спрашивать у Джеффри, чему привержен он сам. Выбор для него был прост. Что же до меня, то я не могла не вспомнить сэра Томаса Мора, блестящего мыслителя и отважного человека, который на эшафоте сказал: «Я умираю преданным слугой короля, но Бог для меня превыше всего». «Каково это — принять мученичество?» — не раз спрашивала я себя.

На протяжении тех нескольких минут, что мы добирались до Речных ворот Тауэра, я молча молилась. Вы хотите знать, о чем? Я возносила молитвы за упокой души Маргарет, за выздоровление отца, за освобождение Джеффри Сковилла. Я просила Господа, чтобы Он дал мне силы и мудрость, чтобы направлял меня в речах и действиях. И наконец, я молилась о милосердии.

На узкой каменной пристани, соединенной с массивной кирпичной стеной, нас ждали две группы людей. По бокам арочного прохода горели факелы, распахнутая пасть ворот была готова поглотить нас.

Члены большей группы, облаченные в ярко-красную с позолотой форму, помогли гребцам причалить к пристани. Затем один из них наклонился и протянул мне руку, стараясь не встречаться со мной взглядом.

Едва лишь я оказалась на пристани, как из второй группы выступил вперед какой-то человек: молодой, с аккуратно подстриженной бородкой и выразительными беспокойными глазами.

— Госпожа Джоанна Стаффорд, вы поступаете на попечение служителей Тауэра, — провозгласил он гораздо громче, чем это было необходимо, ибо стоял совсем близко. — Бифитеры,[8]заберите их.

Я услышала, как за спиной у меня упало что-то тяжелое, и обернулась. Джеффри лежал на пристани у ног бифитера.

— Он что, потерял сознание? — спросил молодой офицер.

— Да, господин лейтенант, — поморщился бифитер.

— Этот человек был ранен на Смитфилде, — сказала я. — Получил сильный удар по голове. Он не виновен ни в каких преступлениях. Его зовут Джеффри Сковилл.

Однако, похоже, никто не пожелал меня услышать.

Бифитеры подняли тело Джеффри и грубо потащили его под арку ногами вперед. Я увидела свежую кровь, сочившуюся из-под повязки. Наверное, бедняга ударился головой о каменную пристань.

— Пожалуйста, помогите ему, — обратилась я к лейтенанту. — Ему необходим лекарь.

— Вы здесь не для того, чтобы нам указывать, — ответил он, и губы его от гнева вытянулись в ниточку. — Не забывайте, что вы находитесь под арестом.