Неглубокая могила - Дэн Симмонс

– Так или иначе, сэр, – обратился адвокат к бывшему дону, – полагаю, мы должны известить о происшедшем Датчанина.

– Вот как? – спросил Байрон Фарино. – Ты полагаешь, Леонард, дело настолько серьезно?

– Да, сэр. Курц искалечил одного из ваших людей, а затем позвонил, чтобы похвалиться этим.

– А может быть, он просто хотел избавить нас от неприятностей? Представляете, если бы мы узнали о том, что случилось с Карлом, из газет? – спросила София. – А так мы смогли прибыть на место несчастного случая первыми.

– На место несчастного случая, – повторил Майлз, не пытаясь скрыть в голосе презрение.

София пожала плечами:

– Наши люди сделали так, чтобы это выглядело как несчастный случай. Это избавило нас от неприятных вопросов и расходов.

Майлз покачал головой:

– Карл был храбрым и преданным работником.

– Карл был абсолютным идиотом, – возразила София Фарино. – Судя по всему, стероиды спалили то немногое, что было у него вместо мозга.

Майлз повернулся было к сучке, чтобы сказать ей что-нибудь резкое, но тотчас же передумал. Он промолчал, слушая, как скворец разносит в пух и прах своего невидимого собеседника.

– Леонард, – спросил дон Фарино, – что первое сказал нашим людям Карл, когда сегодня утром пришел в себя?

– Он ничего не смог сказать. У него перетянуты челюсти, и он не может открыть рот. Потребуется хирургическая операция, прежде чем…

– Ладно, что он написал Бадди и Фрэнку? – оборвал его дон Фарино.

Адвокат замялся.

– Карл написал, что пятеро человек Гонзаги выследили его и затем завалили, – после некоторого колебания произнес он.

Дон Фарино медленно кивнул.

– И если бы мы поверили Карлу… если бы Курц не позвонил нам вчера ночью… если бы я сегодня утром не перезвонил Томасу Гонзаге, между нашими семьями могла бы начаться война, разве не так, Леонард?

Подняв руки, Майлз пожал плечами:

– Карл был сам не свой. Его мучила боль… он находился под воздействием лекарств… испугался, что мы обвиним его в случившемся…

– Он выследил этого Курца и попытался уладить свои личные счеты от имени нашей семьи, – сказала София Фарино. – И не смог сделать даже это. Кого еще мы должны винить в случившемся?

Покачав головой, Майлз бросил на дона Фарино взгляд, красноречиво говоривший: «Женщинам этого не понять».

Байрон Фарино заерзал в кресле-каталке. Было очевидно, что его мучит боль от полученного восемь лет назад огнестрельного ранения; пуля до сих пор торчала где-то рядом с позвоночником.

– Выпиши чек на пять тысяч долларов родным Карла, – сказал дон. – Кажется, у него одна мать?

– Да, сэр, – ответил Майлз, не видевший никаких причин упоминать о том, что Карл жил с двадцатилетней фотомоделью, знакомой адвоката.

– Ты за этим проследишь, Леонард? – спросил Фарино.

– Разумеется. – Помявшись, Майлз решил идти напролом: – Ну а Датчанин?

Фарино ответил не сразу. Скворец, затаившийся среди листвы, оживленно болтал сам с собой. Наконец престарелый дон произнес:

– Да, полагаю, надо будет поставить в известность Датчанина.

Майлз заморгал. Он был приятно удивлен. Это поможет ему сэкономить тридцать тысяч на Малькольме и Потрошителе. Естественно, адвокат не собирался требовать задаток назад.

– Я свяжусь с Датчанином… – начал было он.

Фарино покачал головой:

– Нет-нет, я сам этим займусь, Леонард. А ты выпиши чек родным Карла и проследи за тем, чтобы он был доставлен по назначению. Да, погоди, Майлз… что еще было во вчерашнем сообщении мистера Курца?

– Только то, где найти Карла. Курц имел наглость… я имел в виду, он сказал, что не принял случившееся на свой счет. Еще он сказал, что платить по четыреста долларов ему надо будет только с сегодняшнего дня. Сегодня утром он собирался побеседовать с женой Бьюэлла Ричардсона.

– Спасибо, Леонард.

Фарино махнул рукой, отпуская адвоката.

Когда Майлз ушел, Фарино повернулся к дочери. Как и его старшая дочь, София очень напоминала ему свою покойную мать: полные губы, оливковая кожа, густая копна черных волос, обрамляющих овальное лицо, длинные, чувственные пальцы. Но он вынужден был признать, что в глазах Софии было больше ума, чем когда-либо имела его жена.

Фарино погрузился в раздумья. Скворец прыгал по клетке, но не нарушал молчание. Наконец Фарино сказал:

– Ты ничего не имеешь против того, чтобы разобраться с этим, София?

– Нет, папа.

– Общение с Датчанином может оказаться… неприятным, – продолжал отец.

София улыбнулась:

– Это я настояла на том, чтобы участвовать в делах семьи, папа, – сказала она. – Во всех делах.

Фарино грустно кивнул:

– Но что касается Датчанина… будь очень-очень осторожна, дорогая. Даже по закрытой телефонной линии говори профессиональным языком.

– Конечно, папа.

Идя из дома через лужайку, Леонард Майлз делал над собой усилие, чтобы сдержать улыбку. Датчанин. Но чем больше он об этом думал, тем более разумной ему казалась мысль покончить со всем до того, как подключится Датчанин. И Майлз, разумеется, не хотел ничем раздражать Малькольма и его напарника. От одной мысли о том, что пути Датчанина, Малькольма и Потрошителя пересекутся, у адвоката закружилась голова. И хотя миссис Ричардсон абсолютно ничего не знала, сейчас до Майлза вдруг дошло, что ее надо считать незавязанным концом.

«Будешь завязывать все болтающиеся концы, – язвительно заметил у него в голове рачительный голос, – окончишь свои дни в доме призрения».

Остановившись, Майлз задумался. Затем, словно подводя итог, он покачал головой. Он переживает по поводу каких-нибудь нескольких тысяч долларов, когда речь идет о миллионах – миллионах! Раскрыв сотовый телефон, адвокат позвонил на номер Малькольма Кибунта. Малькольм никогда не отвечал на звонки лично.

– Наша упаковка «К» сегодня утром будет дома у жены казначея, – надиктовал Майлз на автоответчик. – Самое удобное место забрать эту упаковку. – Он помедлил лишь секунду. – Вероятно, одновременно следует забрать и ее упаковку. Я заплачу за доставку и того, и другого товара при следующей встрече. Пожалуйста, захватите с собой накладные.

Закрыв телефон, Майлз прошел к своему «Кадиллаку» и выписал чек на имя матери Карла. Его нисколько не беспокоило то, что он воспользовался сотовым телефоном, поскольку он собирался выбросить его в реку по дороге обратно в город. В его распоряжении было много таких телефонов, ни один из которых не мог бы вывести на советника Леонарда Майлза.