Калинова яма - Александр Сергеевич Пелевин

знал, что операция, скорее всего, пойдет наперекосяк. Но этот мост нужно было взорвать. Приказы не обсуждаются. Что ж, это был отличный способ проверить меня в настоящем деле.

До этого по-настоящему серьезными вещами я не занимался. Когда в 1937 году я оказался в Испании, поначалу мои задачи заключались в доставке оружия и медикаментов, налаживании связей с боевыми частями, в расшифровке данных — руководство, отчасти справедливо, считало меня мастером на все руки и бросало на самые разные дела. Первый боевой опыт (да, я тогда впервые убил человека) я получил 8 февраля под городком Васьямадрид во время Харамского сражения: мне было поручено сопровождать связиста во время вступления в населенный пункт и в случае его гибели обеспечить связь с командованием. Связист, впрочем, не погиб. Зато пострелять мне пришлось.

После захвата городка противник продолжил контратаковать нас небольшими группами, и один из отрядов неожиданно вышел прямо у нас под носом, когда мы занимались передачей данных, расположившись в саду возле полуразрушенного кирпичного домика. Они неожиданно появились со стороны дороги, которую, как нам казалось, уже давно простреливали наши. Связист — его звали Алехандро — залег за грудой кирпичей и насмерть перепуганным голосом попросил меня сделать хоть что-нибудь. Это нормально: на вой не бывает очень страшно. Страшно было и мне. Их было шестеро, а нас двое.

Я прижал к груди винтовку, отполз назад, попытался занять подходящую позицию — все-таки четыре месяца обучения в лагере СА не прошли даром — и, прицелившись, выстрелил в одного из солдат, подбиравшихся к нам. Он даже не увидел меня. Он закричал и упал, схватившись за живот, а остальные попытались оттащить его, еще кричащего, назад. В мою сторону даже не стреляли — наверное, они просто не поняли, откуда прилетела пуля. Тогда я снова выстрелил и попал одному, кажется, в шею. Этого точно убил наповал.

Они попытались отступить, видимо, почему-то решив, что нас больше, чем двое. Но стрельбу заметили наши. Со стороны дороги по республиканцам начали палить и буквально за десять секунд их положили несколькими хлопками. Пытаясь пристрелить нас, они сами загнали себя в окружение.

Алехандро долго не мог прийти в себя. Для него это тоже был первый бой. Потом он говорил, что я спас ему жизнь. Может, и так. Хотя в первую очередь я, конечно, спасал себя.

Я подбадривал Алехандро и веселил его какими-то дурацкими шутками, но сердце мое колотилось как бешеное. Я мельком посмотрел на двух убитых мной — они лежали в неестественных позах, один на животе, скрючившись, а другой — на спине и с подвернутой ногой. Выглядели они отвратительно, как и все, кто убит на войне.

Что я тогда испытал? Гордость, сродни охотничьей, за первую свою маленькую победу в настоящем бою? Наверное, да. Отвращение к тому, что я просто так взял и убил людей? Поначалу — да, но это чувство очень быстро выветрилось. Очень быстро я понял, что на вой не нет ничего особенного в том, чтобы убивать людей. В конце концов, именно этим на вой не, как правило, и занимаются.

Об этом первом бое я и вспоминал, когда в четыре утра 18 марта тридцать седьмого года мы выдвинулись из Бриуэги к мосту через Тахунью. Было понятно, что пострелять, скорее всего, придется. Положение дел под Гвадалахарой было хуже некуда: закрепившиеся здесь итальянцы[8] всегда казались мне слабыми вояками, и я проклинал судьбу за то, что меня послали именно к ним. Республиканцы заняли Трихуэку и Паласио-де-Ибарра, основательно закрепившись в окрестностях, и готовили атаку на Бриуэгу. Местное командование, зная об этом заранее, даже пальцем не желало шевелить, чтобы принять хоть какие-то меры, и очнулось слишком поздно. Впрочем, наше командование, несмотря на весь этот бардак, все же поручило взорвать этот чертов мост, чтобы хоть ненадолго задержать продвижение 14-й дивизии[9], пока эти толстозадые итальянцы ищут мух в своих макаронах. Зачем это было нужно, я не знаю. Все равно не помогло.

* * *

Москва, 13 июня 1941 года, 19:30

В «Коктейль-холл» Сафонов прибыл заранее. Для праздника Костевич забронировал весь второй ярус: поднявшись по винтовой лестнице, Сафонов увидел первых прибывших коллег, поздоровался и сел за столик рядом с парапетом, откуда можно было наблюдать за всем, что происходит внизу. Гостей пока было немного: фотограф Макаров с женой, репортер Давыдов и молодая журналистка Фёдорова, веселая рыжеволосая барышня с живой и подвижной мимикой. Увидев Сафонова, Фёдорова тут же встала из-за столика и подошла к нему.

— Товарищ Сафонов, а мы с вами очень давно не виделись!

— Действительно. Как поживает ваша кошка?

— О, у нее все хорошо, не то что у меня! — с этими словами она заразительно захохотала и подсела к Сафонову. — Она ест и спит, спит и ест. Что еще нужно для счастья?

— И правда, — усмехнулся Сафонов.

— Я слышала, вы едете в командировку. Куда, если не секрет?

— Не секрет. В Брянск. Буду делать очерк о писателе Холодове, он сейчас проходит службу в Брянском гарнизоне.

Глаза Фёдоровой округлились от восхищения.

— Вот это здорово! Очень вам завидую. Так хочется вырваться из Москвы хоть куда-нибудь.

— А на кого оставите кошку?

— Да хоть на вас бы оставила. — Она опять рассмеялась. — Вам почему-то хочется доверять.

— Это моя работа — делать так, чтобы мне доверяли.

— И то верно. А вы пробовали здесь коктейль «Ковбой»? Очень рекомендую! Знаете, что здесь? Абрикосовый ликер, бенедиктин, желток, джин и перцовка.

— Не пробовал, но если рекомендуете…

— Молодой человек, принесите нам два «Ковбоя», пожалуйста! — крикнула Фёдорова прошедшему мимо официанту, не дав Сафонову договорить. — Так вот, значит, вы от нас в Брянск. Надолго?

— Двадцать второго буду в Москве. Костевич сказал, чтобы был как штык. Значит, буду.

— Кстати, Тараса Васильича что-то не видно пока.

— Может, он занят. Ругается с женой, — предположил Сафонов.

Фёдорова опять расхохоталась.

— Люблю Костевича, но когда вся редакция знает подробнейшее содержание всех его ссор с женой… Помните, как она в прошлом месяце ворвалась к нему в кабинет? Она была как ледокол «Красин»! Спасайся кто может!

— Конечно. Такое трудно забыть.

Официант поставил два бокала с коктейлем. Гости тем временем продолжали прибывать. Сафонов увидел, как по лестнице поднялись корреспонденты отдела спорта Бубенин и Колокольцева. Поднял бокал в знак приветствия, улыбнулся.

— Костевич говорил, что сегодня будут интересные гости, — сказала Фёдорова. — Вы не знаете, кто именно?

— Понятия не имею. — Сафонов сделал глоток коктейля. — Да, действительно очень хорошая вещь.

— Он любит приглашать странных гостей. В прошлом