Большая книга ужасов – 86 - Мария Некрасова

…За нелепой сверкающей сараюхой-сортиром торчал цветной шатёр, исписанный блестящими буквами: «Цирк шапито». Сводить, что ли, своих – на класс сделают скидку?

– Смотри, Саш, – я кивнула на цирк.

Сашка вздрогнула, вынырнув из своих мыслей, глянула…

– Садюги!

Я даже не поняла сразу, но Сашка развила мысль:

– Простите, Ляля Евгеньевна, но меня просто бесит, когда животных мучают!

– Господь их накажет, – подал голос Иваныч. Наверное, все старики так говорят, чтобы утешить детей.

– Точно! В другой жизни они будут черепахами!

– Почему черепахами?

– Обидно, когда позвоночник вынесен наружу, да ещё развёрнут навстречу всем палкам, камням и плевкам. И убежать толком не можешь…

Не знала про позвоночник: думала, панцирь и панцирь.

* * *

У проходной Дома нас уже ждали, я вообще такого не видела никогда. Обычно я битый час пререкаюсь с охраной, чтобы пустила машину на территорию, потом, проиграв в очередной раз, пререкаюсь, чтобы охрана меня разгрузила и отнесла барахлишко в Дом, потом, опять проиграв, – чтобы меня с барахлишком пустили на территорию и не забыли выпустить (последнее сложнее всего, они там считают себя юмористами и гогочут: «Сиди, бабуля», пока на них не наорёшь и не пригрозишь Европейским судом).

А в этот раз прям встречали! Две сестрички в медицинских робах и одна постарше, в костюме, должно быть, какая-нибудь заведующая. Только вот ворота проходной были прикрыты: не наглухо, но достаточно, чтобы не заехать. Я припарковалась рядом и не успела поставить на ручник, как к машине подошла эта в костюме и постучала в окошечко.

«Сейчас выйду», – показала я, но она сама открыла дверь – и с ходу:

– Мы не можем вас принять сейчас.

Кто бы сомневался! Я стиснула зубы, превратив озверелый оскал в подобие улыбки, Сашка шумно выдохнула, старик на заднем сиденье что-то прорычал.

– Почему? – Я старалась говорить как можно равнодушнее.

Заведующая (или кто она там) наклонилась ко мне через опущенное стекло, хотела что-то сказать, но Иваныч на заднем сиденье возмутился:

– Я паспорт взял! – В подтверждение своих слов он шумно, с жужжанием молнии, распахнул спортивную куртку. Из внутреннего кармана торчала коричневая корочка, как будто это могло помочь.

Заведующая вздрогнула от неожиданности, дёрнула головой, ударилась о дверь. Откуда такая нервозность в таком спокойном месте?

– Знаю, – говорю. – Фонд предупреждал, что…

Она замахала руками и показала на проходную:

– У нас ЧП. Бабушка… Умерла, – сказала заведующая домом престарелых. – Весь персонал на ногах, никто просто не сможет заняться вашим дедушкой. Погуляйте хотя бы сутки, заодно начнёте собирать документы…

Я слышала в жизни вещи и поглупее, но на всякий случай переспросила:

– В доме престарелых умерла бабушка – и работа встала?

– Да нет же… – заведующая покраснела и уставилась почему-то на Сашку. Сашка дёргала меня за рукав и показывала на приоткрытые ворота проходной.

Я посмотрела – и наконец заметила, что весь почётный караул из заведующей и сестёр вышел встречать не нас. В полуоткрытые ворота был виден кусок территории, там стояли две машины, полицейская и «Скорая», вокруг них суетились человек шесть в двух разных формах. Один сержантик курил у самых ворот.

Сашка сообразила первой:

– Её убили, да?

Заведующая бросила на неё оскорблённый взгляд «Это кто вообще?!»

– Домой ему нельзя! – вступилась Сашка. – Эта мегера…

– Да, её убили! – не выдержала заведующая. – Я всё понимаю, но сейчас безопаснее дома, чем у нас!

Я вышла из машины, хлюпая мокрой обувью. Заведующая только вскинула брови и тут же уставилась в сторону, как будто всё нормально. Да ей и не до того… Мы отошли от машины, и заведующая тут же зашипела мне в ухо:

– Главное, везде камеры – и ничего! Охрана сейчас опять прокручивает запись для полиции, да я десять раз уже посмотрела: ничего!

– Слепая зона?

– Единственная! Так вообще не бывает, я даже не знала, что она есть, нашлась! На тело страшно смотреть.

А кому не страшно? Но вслух я этого, конечно, не сказала.

– Там живого места нет. Нож, не нож…

– Мишка, – сказал подкравшийся сержант. – Из шапито сбежал медведь, мне только что передали. – Вот и весь криминал.

Заведующая умолкла, подумала секунду и закивала:

– Я только мельком видела, но, наверное, вы правы.

– Я всегда прав. – Он надулся как в кино. – Уверен, судмедэксперт всё подтвердит. Эвакуируйте старичков и поднимайте охрану, будем обыскивать дом. А вы уезжайте, – он повернулся ко мне. – Нечего тут!

– Их охрана и памперса поднять не может, – говорю. – Вы уж повнимательнее там…

– Чижик, хорош курить, давай сюда! – крикнул кто-то с территории, и сержантик бодрой рысцой побежал на зов.

Мне отчего-то сразу стало легче. Я уселась за руль и сообщила своим:

– Поедем в лагерь, что делать! Валерий Иванович, вы давно в пионерлагере были?

– Маршировать разучился, трубить могу! – старик издал губами длинный неприличный звук. Что ж, с ребятами он подружится.

В лагерь мы влетели за тридцать секунд до тихого часа. Сашка первая выскочила из машины, открыла, багажник, разложила кресло. Когда я вылезла, она уже грузила туда Иваныча.

– Бежим! Опоздаем на тихий час – в углу будем стоять все! А я ещё и полы мыть…

– Ну, если к коляске швабру привязать, то и я помою! – Иваныч хихикал и медленно усаживался, помогая себе неходячими ногами.

Я цапнула из багажника сумку с его приданым, закинула на плечо, щёлкнула брелоком:

– Вот теперь бежим!

Где-то за моей спиной рявкнул громкоговоритель:

– Саша Аленьсьева, вторая группа, возвращайся в корпус.

– Хватились меня! – буркнула Сашка.

– А ты как думала? – говорю. – Объясняйся теперь.

Лена сидела на крыльце корпуса и уже увидела нас. Мысленно я вжала голову в плечи и грохнулась в обморок – на всякий случай. Одно дело, когда подросток загулял, другое – когда подросток загулял где-то с твоим помощником, да ещё старикана какого-то с собой привёз. Впрочем, Ленка истолковала всё по-своему:

– Саша, если к тебе приехал дедушка, это не повод опаздывать на тихий час. А вас я попрошу помнить, что родительские часы у нас после шестнадцати, когда дети уже не спят. Она нарушает режим, а нам потом…

– Что ж мне, на улице жить?! – возмутился Иваныч.