История пиратства. От викингов до наших дней - Питер Лер

Порой, если неудачливому пирату случалось нарваться на военный корабль, выполнявший антипиратскую операцию, тогда охотник превращался в добычу. Другим риском для блуждающего в поисках жертвы пирата было истощение запасов воды и провизии вдали от дружественных берегов. Особенно уязвимыми в силу многочисленности экипажей оказывались галеры, выходившие в море на долгое время: помимо значительного числа моряков и солдат на них обыкновенно находилось более сотни гребцов, которых надо было кормить и поить. Например, легкая галера с командой в двести человек, включающей гребцов, моряков, солдат и командиров, которые потребляли около 90 галлонов (340 л) воды в день, обычно везла от 800 до 1500 галлонов (от 3000 до 5600 л){62}. Это значит, что максимальная продолжительность плавания до истощения запасов воды составляла всего около двух недель. Так как капитаны корсарских судов постоянно зависели от погодных условий, они не всегда могли добраться до безопасных гаваней для того, чтобы пополнить запасы. Например, в 1404 году сильные штормы помешали флоту кастильского корсара дона Перо Ниньо, состоявшему из нескольких хорошо укомплектованных оружием и людьми галер, вернуться в Испанию: флот прибило к пустынному острову близ Варварийского берега. Сумев растянуть запасы воды на двадцать дней (что само по себе поразительно), Перо Ниньо убедил свою отчаявшуюся и изнывавшую от жажды команду попытаться пополнить припасы на враждебном Варварийском берегу, хотя там их могли подкараулить в засаде и уничтожить. Но в тот день удача сопутствовала Перо Ниньо: когда приблизилось ополчение мусульман, корсары уже успели наполнить бочки{63}. Галерам удалось отплыть, никто из экипажа не был схвачен или ранен, но они находились на волосок от гибели. Этот случай показывает, насколько опасной была жизнь пирата или корсара — даже до того, как им удавалось обнаружить добычу.

Завладеть добычей

Пираты из голливудских фильмов обычно запрыгивают на палубу атакуемого корабля, чтобы затеять отчаянную схватку на рапирах, саблях, кинжалах, пистолетах и мушкетах. Но реальные пираты по большей части надеялись избежать кровопролитной стычки и делали ставку на «шок и трепет», как сказали бы мы сегодня, стараясь подчинить жертву без единого выстрела. Как пишет историк Питер Эрл, «важна была ценность добычи, а не слава»{64}. При этом, конечно, не все пираты стремились уклониться от схватки. Викинги, например, считали себя воинами и мечтали погибнуть, сражаясь. Насколько можно судить по скудным источникам, то же самое можно сказать и об оранг-лаутах, и о пиратах вокоу. Описаны даже случаи, когда пираты решались на самоубийственную атаку, вызывая огонь неприятеля на себя{65}, что скорее отвечает представлениям о регулярных вооруженных силах. Но это были исключения: большинство «обычных» пиратов надеялись добиться своего, просто подняв пиратский флаг.

Часто они приближались к ничего не подозревающему судну под флагом законопослушного торгового корабля, а затем внезапно меняли его на печально известное черное знамя с черепом и скрещенными костями либо на какой-то местный эквивалент — это был самый надежный способ привлечь внимание другого корабля. Испуганная команда, как правило, сдавалась без боя, в надежде выжить после этой встречи, даже если она означала утрату их имущества и корабля. Простое сравнение численности экипажей показывает, что любая попытка противостоять пиратам была безнадежной. В то время как людей на торговое судно набирали экономно и обычно не больше пары дюжин рук, команда пиратского корабли почти всегда была намного больше и состояла из хорошо обученных и закаленных в боях моряков-воинов. Уже сам вид пиратов, теснящихся за фальшбортом и размахивающих смертоносным оружием, включая кортики и сабли, их крики и угрозы, должно быть, становились тяжелым испытанием для команды торгового судна. Чувство абсолютного ужаса и понимание, что разбойники проявят милосердие лишь в том случае, если им не будут препятствовать, приводили к тому, что экипажи отказывались вступать в бой, несмотря на приказ капитанов. Иными словами, пираты побеждали в психологической битве, не рискуя собственными жизнями, — именно на это они и рассчитывали. Долгий методичный грабеж, следовавший за захватом корабля, обычно был продолжением этого эффекта шока и трепета. Успешно взяв судно на абордаж, пираты, как правило, демонстрировали настоящую жестокость, подкрепляя своим поведением идею бесполезности сопротивления.

Однако избежать сражения удавалось не всегда. Если нападение на корабль встречало серьезное сопротивление, столкновение перерастало в кровавый ближний бой. Как раз такой бой между небольшим отрядом викингов и огромным мусульманским судном произошел в начале 1150-х годов в Средиземном море. Ярл[12] Рёгнвальд Кали Кольссон совершал паломничество в Рим и Святую землю в сопровождении епископа по имени Вильям. Несмотря на благочестивую цель путешествия, ярл не усматривал ничего плохого в том, чтобы ограбить встретившихся на пути «безбожных» мусульман — совесть свою он успокоил клятвой отдать половину добычи бедным. Мусульманское судно, встреченное его флотом из девяти ладей где-то у берегов Сардинии, выглядело устрашающе — викинги, приняв его поначалу за гряду облаков, идентифицировали затем как дромон[13] — крупную галеру. Грозный неприятель имел мощную оборону, и епископ предупредил ярла: «Думаю, сложно будет встать рядом с ним борт о борт. ‹…› В лучшем случае зацепишься за его планширь топором, и тогда они обольют тебя серой и кипящей смолой с ног до головы»{66}. Епископ, скорее всего, имел в виду разновидность знаменитого греческого огня — горючей жидкости наподобие современного напалма, которую метали во вражеское судно при помощи сифонов, работавших от нагнетательных насосов. Чтобы одолеть мощного врага, викинги воспользовались многочисленностью своего флота. Пока одни ладьи пускали ливни стрел по дромону, отвлекая его команду, другие быстро приближались к судну — важно было выиграть время, так как сифоны нельзя было наклонить настолько, чтобы поразить цель в непосредственной близости. Затем последовал жестокий ближний бой: «Люди на дромоне, сарацины… среди них изрядная доля чернокожих… оказали серьезное сопротивление» — настолько ожесточенное, что в итоге викинг Эрлинг заработал свое прозвище. «Запрыгивая на борт дромона, Эрлинг получил ужасную рану в шею ближе к плечу, и впоследствии она зажила так неудачно, что до конца жизни викинг ходил, склонив голову набок, отчего стал зваться Эрлинг Кривошеий». В конце концов викинги одержали победу, убив почти всех, кто был на борту дромона, за исключением одного высокого воина, которого посчитали предводителем сарацин, и нескольких других, взятых в плен. Ограбив дромон, викинги подожгли его, а ярл Рёгнвальд восславил успешную битву и храбрость Эрлинга поэмой, в которой похвалы удостоились и противники: «Доблестный Эрлинг, метатель копья, с жаром победным бросился он на корабль со стягом кровавым: воинов черных и храбрых мужей мы либо пленили, либо убили, наши клинки обагрив»{67}.

Даже отважному кастильскому