Чудо хождения по водам - Анатолий Курчаткин

– А может быть, ты все-таки зря не принял предложение? – в голосе жены были осторожность и робость. – Не знаю, что в нем уж такого ужасного. Можно считать, повышение.

В., сколько директор по связям ни давил на него, не расписался под приказом.

– Что за повышение, – пробормотал он. – Это если бы по моей специальности… Что значит быть лицом предприятия? Совать свою физиономию под объективы, рассказывать, в каком роддоме меня мама на свет произвела, какой расцветки трусы предпочитаю? Уволь!

Он понимал, что жену привлекала обещанная зарплата – четыре нынешних! – отклонив предложение директора по связям, он, по сути, пренебрег интересами семьи, но торговать этой неизвестно откуда взявшейся у него способностью – нет, он не мог представить себе такого. Да еще вопрос, не фикция ли эта его способность.

– Но на время, – все с теми же осторожностью и робостью проговорила жена. – Хотя бы пока ажиотаж не спал. Лучше, чем дипломы для каких-то дур стряпать.

– И долго я продержусь на такой не пойми какой должности? – В. почувствовал, что начинает закипать. – Ажиотаж спадет – вышвырнут меня вон, и что я? Куда деваться? Останусь вообще без работы.

– Не понимаю, зачем так говорить о себе: “вышвырнут”, “вон”! – жена вспыхнула, будто он оскорбил ее. – Зачем пророчить себе дурное? Каркать, извини!

Того, что сама хлещет словами, как кнутом, она не видела.

– При чем здесь “каркать”? – В. пришлось оправдываться. – Я просто рисую реальную картину того, что будет.

– Конечно, если опустить руки и ничего не делать, другой картины не может быть.

Да, замечательно у них начинался вечер. Вот тебе и медовый месяц.

– Давай оставим это, – попросил В. Раздражение, поднявшееся в нем, никуда не ушло, он опасался, что оно вырвется наружу. – Тебе будет приятно, если твой муж станет кем-то вроде клоуна?

– Но если за это клоунство ему будут платить по-человечески, почему нет? – парировала жена.

– По-моему, мы и так живем по-человечески, – следя изо всех сил, чтобы голос звучал бесстрастно и ровно, сказал он. – Тебе разве чего-то не хватает? Желания могут расти, словно живот у обжоры. Не ограничивай себя – и раздуешься, как какой-нибудь Людовик пятнадцатый. Тяжко же ему было таскать свое брюхо.

– Не надо крайностей! – Пламя обиды, казалось, охватило жену с ног до головы. – А вечно ходить голодным – это по-человечески? Хотеть все время есть, есть, есть! Смотреть по сторонам – кто что жует, пускать слюнки, блестеть глазами от голода?

Она была хорошей женой, он всегда осознавал это и дорожил ею, но все же шлея под хвост иногда ей попадала, и уж если на нее накатывало, она язвила его без всякой жалости.

– Вот как? Голодной ходишь? Новость для меня! – не поворачиваясь к ней и старательно глядя вперед на дорогу, проговорил В. – как удивился. На самом деле не удивился, удивление было способом не взорваться. – По-моему, не ходим мы голодные, что за выдумка. По сторонам глазеть не нужно, слюнки пускать!

– Да?! Не глазеть?! – Сноп жарких искр взвился над женой. – Мы с тобой в безвоздушном пространстве живем, никого вокруг нас – чтоб не глазеть? Машина твоя, вот едем, это машина? Ты ее с помойки притащил, на другую тебя недостало! А уж как с ней что, гайку подтянуть, свечу поменять, – все, зубы на полку. Не так, нет?!

Это было не так, машина, разумеется, была не с помойки, он ее купил. Но по сути она была права, этот “Фольксваген” набегал в чужих руках столько, что, в принципе, ему полагалось быть на автомобильной свалке. И куплен он был за ничтожные деньги – истинно копейки. А чуть бы дороже – и уже не осилить.

– Остановись! – прервал ее В. С такой раскаленной резкостью, какой не ожидал от себя и сам. – Остановись! Иначе… – Голос его сел, превратившись в клекочущий хрип.

Что “иначе”, он не знал, да скорее не слова, что произнес, а этот его хрип отрезвил жену.

– Ой, прости меня, прости меня, прости! Пожалуйста! – вырвалось из нее. Она закрыла лицо руками. – Я не хотела! Не понимаю, как получилось. Я так и не думаю вовсе. Прости, прости!

Искренна ли она была? Если не думала, то откуда это все взялось? Думала она так, думала! Вот только и в самом деле не хотела этого говорить.

В. не ответил ей. Он только наконец взглянул на нее. Взглянул и слегка кивнул головой. Я слышал, что ты сказала, значил этот его кивок.

Охранник на стоянке, увидев машину В., не открывая шлагбаума, кубарем скатился из своей голубятни вниз.

– Так это ты сам и есть! – провопил он. В. с женой услышали его даже за закрытыми окнами. – Мне еще утром показалось, ты как-то так… как у следака на допросе! Ясно почему! Пешедралом по воде… ни хрена себе!

И вот тут, с охранником, В. взорвался. Он ткнул пальцем в клавишу, открывая окно, стекло еще ползло вниз – он заорал:

– Что ты лезешь! Ты! Не твое дело! Не лезь! Сидишь там у себя – и сиди! Что привязался? Чудо тебе нужно? Что тебе до чуда?! Доить его будешь? Водку с ним пить?

И еще, и еще орал – бессмыслицу, бред, Бог знает что, пытаясь остановиться – и остановиться не в силах.

Злобно-хищное выражение фиолетовых орлиных ликов на груди оттиснулось копией на брыластом лице охранника. Клюв державной птицы воззрился на В. из мясистых щек. Охранник почесал лоснящийся потом голый живот под пупком, сплюнул под ноги, и из него исторглось с горячей свирепостью:

– Че разбазарился? Пасть заткни! С такой тачкой – и еще хавало разевать!

Шлагбаум перед В. поднялся спустя целую вечность. Во всяком случае, за это время охранник мог вскарабкаться к себе в голубятню раз десять.

Жена, пока они ждали взлета полосатого цербера, сидела рядом с В. – сама пришибленность, искоса, замечал он, взглядывала на него – и тут же отводила глаза. Он видел: губы у нее подбирались, дрожали, собирались гузкой, однако она удерживала себя от слез усилием воли, – точно как вчера, когда он выбрался на берег со спасенным мужчиной.

– Зачем ты так с этим, на шлагбауме, – услышал он от нее, когда уже шли от стоянки к дому. – Нельзя так вести себя. Мне было за тебя стыдно.

Словно не понимала, что сама же и виновата в его крике. Что это вырвалось из него то, что предназначалось ей. Хотя по сути, конечно, была права. Сейчас, задним числом, В. было стыдно невероятно. И все же он не удержался, чтобы не огрызнуться:

– Ты не знаешь, что он мне тут утром устроил.

Как будто это могло быть оправданием – даже если бы и было правдой.

Мобильные телефоны, что у него, что у нее, были отключены – он свой вырубил еще днем, когда один за другим пошли звонки от знакомых и незнакомых, – но домашний телефон, услышали они, подходя к двери квартиры, разрывался. Казалось бы, пока В. доставал из кармана ключи, открывал один замок, второй, телефон должен был смолкнуть, но нет – они переступили порог, он все упорствовал, и жена, вопросительно взглянув на В.: я возьму? – подняла трубку. Телевизор, скорее, прямо сейчас! – вырвался горячим дребезжанием из трубки возужденный до красного каления голос ее подруги.