Частичка тебя. На память - Джина Шэй

Да. Я знаю. Потому даже при клятвенном теткином убеждении, что Вяземский ей не откажет, я все равно сомневалась, что выгорит. Но все же, он еще не указал мне на дверь, не так ли?

— Я могу вас как-то убедить в том, что сделаю все, чтобы вас не разочаровать?

Я получаю еще один холодный взгляд. Изучающий. Испытывающий.

Нет?

— Можешь, — наконец вальяжно ухмыляется Вяземский, слегка отодвигаясь от своего стола, — вставай на колени и начинай меня убеждать.

Меня бросает в жар. Мне померещился этот похабный намек или нет?..

— Это какая-то проверка? — уточняю на всякий случай. Кто его знает, может, это какой-то дебильный пункт стресс-интервью. Посмотреть, как кандидат реагирует на проблемы уровня «полный трэш». Мне же предстоит работать с его людьми, с мужчинами в том числе…

— Разумеется, проверка, — усмешка Вяземского становится только шире, — проверка твоих умений, Анжелочка. Или ты своим языком только болтать умеешь?

Нет.

Мне ничего не показалось!

Давненько я не видела, чтобы домогаться пытались прямо на собеседовании. Да еще и вот так, в лоб. А ведь сотрудницы-то, судя по всему, в курсе. Интересно, он со всеми так, или только с теми, кто младше тридцати?

— Ты испытываешь мое терпение, девочка, — недовольно роняет Вяземский, — тебе и вправду нужна эта работа?

Хороший вопрос. Животрепещущий, я бы сказала…

Нет, надо было выйти молча, наверное…

Гордость и независимость наше все, но…

Извините, сдали нервы.

Посыл господину Вяземскому я завернула большой и длинный. От души.

Такой, что он даже вызвал охрану, чтоб меня проводить.

Такой, что пять минут спустя, когда я в глубокой прострации стекаю на какую-то лавочку в каком-то дворе, мне звонит тетка.

— Ты что устроила, Анжела! — Ангелина пребывает в священном ужасе. — Ты не в том положении, чтобы что-то из себя строить. Да ты еще и скандал устроила! Такому человеку!

— Он до меня домогался, — бесцветно комментирую я, — прости, Ангелина, но я лучше полы мыть пойду, чем займу место под столом у босса.

Про полы это я конечно экспрессирую…

Ни беременность, ни последствия аварии мне активной физической нагрузки не позволяют. Я даже на пилатес ходила аккуратный. На индивидуальные занятия, подобранные специально под меня.

Но сейчас безысходность настолько сильно рвется из меня, что того и гляди — раздерет грудную клетку.

— Может, ты что-то не так поняла? — тетя явно не ожидала такого контраргумента. И голос у неё растерянный.

Ага, не так поняла, не то надела, вела себя не так…

Не мудрствуя лукаво я цитирую ей Вяземского, благо память у меня хорошая.

Тетка молчит и шумно дышит. С этой стороной своего знакомого она явно не была знакома.

— Ты много кого к нему отправляла, говоришь? — уточняю я, пытаясь унять начинающуюся паническую атаку. — И многие из них были женщинами? У меня было ощущение, что работающие там тетки точно в курсе происходящего. Смотрели на меня так, будто я девочка по вызову.

— Я отправляла к нему четырех водителей и секретаря, — задумчиво комментирует Ангелина, — он специально просил даму в возрасте, чтобы умела вести делопроизводство.

Ну, то есть некоторым должностям у Вяземского полагаются «трудовые поблажки»?

— Может, тебе стоит подумать, Анжела? — неловко покашливает тетя, — вдруг ты ему понравилась? Мужик он неженатый… С деньгами…

— Вы ведь несерьезно? — я сама слышу, как сатанеет мой голос. — Я работу ищу, а не содержателя.

— Содержателя было бы проще, — тихо-тихо вздыхает тетка, а потом переключается уже на привычный мне деловитый тон, — хорошо, дорогая, я тебя поняла. Поищу еще варианты. Есть у меня одна приятельница, она недавно искала секретаря, сейчас я ей позвоню, уточню, не закрыта ли эта вакансия. Жди.

А куда я, блин, денусь?

Опускаю телефон на колено, запрокидываю голову, стараюсь игнорировать жгущие кожу слезы.

Вот ведь.

Вляпалась.

Самое паршивое, что к такому вот дерьму можно нечаянно и привыкнуть.

Я привыкла к другому классу работодателей, к тем, которые понимают ценность своих работников, к тем, с которыми лестно говорить на равных и обсуждать рабочие вопросы. Те, которые почитают субординацию похлеще библии.

Вот только я больше не на их поле.

Ладонь касается живота. За последние несколько дней это стало почти что дурной привычкой. А что поделать — одна только мысль об ожидающем меня будущем заставляет меня выпрямиться, стереть с щек остатки влаги и ощутить желание жить снова.

К черту.

Не буду я расстраиваться из-за одного озабоченного мудака. Мне нельзя вообще-то!

Свет клином не сошелся на Вяземском и его работе.

Хотя в чем-то Ангелина и была права.

Вопрос трудоустройства, мягко говоря, стал каким-то нерешаемым.

Я — специалист. Я отличный специалист. Я это знаю. Никому нафиг не нужный специалист — вот в чем правда-матка!

Ну где она там? Не звонит еще? Мне пора заказывать панихиду всем моим надеждам на трудоустройство?

Включая телефон, я нечаянно задеваю иконку мессенджера в углу экрана. Несколько месяцев ими не пользуюсь — бывшие коллеги по работе со мной общаться не горят желанием, подруги той же Крис, дружившие со мной «из благотворительности», тоже быстро отвалились, да и черт с ними, а тот единственный, с кем я бы действительно хотела пообщаться — не напишет мне первым. Или…

Я ошалело уставляюсь на экран телефона, пытаясь поверить в то, что вижу.

Зеленая циферка «один» у диалога с Ником. У старого, замороженного, старательно вытесненного в самый низ контакт-листа, просто для того чтобы не бередить мне душу.

«Как у тебя дела, Эндж?»

Отправлено сегодня утром…

Можно ли тремя словами выпустить из человека всю кровь?

Можно, если после долгих месяцев молчания вдруг пишет тот, кому ты позволила унести свое сердце с собой.

И сразу в душе чертов вихрь — надежда, бессмысленная и беспощадная, и боль, тяжелая и почти невыносимая.

Зачем ты пишешь, Ник? Зачем ты пишешь мне? Еще и сейчас? Мы виделись полтора месяца назад, в баре, и когда я приземлилась напротив тебя — не сказать, что ты очень уж мне обрадовался.

Это потом мы разговорились на общие темы — у нас это всегда получалось слишком просто. И я смеялась, долго и много… С тобой мне и пальчика показывать не надо было…