Героиновая пропасть - Фридрих Незнанский

— А не основная? — спросил Турецкий.

— Простите, не понял.

— Вы сказали, что основная причина быть здесь не может. А не главная? Ну, такая, которая могла бы, скажем, спровоцировать подобные действия? Косвенная, например?

— Нет, по-моему, вы просто усложняете.

— Я согласен с вами, Егор Андреевич, истина чаще всего бывает на поверхности, просто мы не сразу ее видим. Или считаем, что столкнулись с явлением невероятной сложности, когда на самом деле оно и яйца выеденного не стоит.

— По-моему, вас качнуло в противоположную сторону, нет? — с легкой иронией спросил Каманин.

— Качели, ничего не поделаешь, — покивал согласно Турецкий. — А где ваша машина вообще-то обретается? Вам известно, в каком гараже? Обреталась, извините.

— В нашем, мидовском. Это здесь неподалеку, под эстакадой Kaлининского моста, я все по старой памяти, он же как-то иначе теперь называется?

— Возможно, не интересовался. А кто берет машину? Осматривает ее перед выездом? Там как, имеется хоть какой-нибудь контроль, вы не в курсе?

— Знаете, честно, не приходилось интересоваться ни разу. Это все лежало на Володе. И он был в этом отношении скрупулезен. Bсегда чист, заправлен под завязку, аккуратен, точен.

— Точность — это ведь и ваше коронное качество?

— Вы уже слышали? — довольно улыбнулся Каманин. — Да, дипломатам так положено. До мелочей.

— Но вот ведь что получается — не уследил?.. Ну хорошо, а теперь постарайтесь вспомнить всю последовательность ваших сегодняшних действий. Вы проснулись, умылись, позавтракали — это опускаем. А дальше?

Не видя в вопросе никакой для себя опасности, Каманин тем не менее осторожно и неторопливо стал вспоминать, точнее, делать вид, будто он вспоминает, хотя картина сегодняшнего утра уже прокрутилась перед его глазами едва ли не с десяток раз.

Сыщики слушали его, но, как казалось, без видимого интереса. А когда рассказ дошел до телефонной трубки и связанным с ней обычаем, известным водителю и его хозяину, вот тут сыщики задвигались. Каманин живо объяснил, что во всем случайная вина внучки, которая уже созналась, а сейчас она в школе, так что придется поверить на слово. Дальнейшее же его повествование подтверждали показания консьержки Шишковой. Никаких существенных расхождений. Разве что в эмоциях.

Оставался еще Володя, но допрашивать его пока не разрешали врачи. Травма оказалась серьезной: куском расщепленной деревянной двери его ударило по затылку. Рана была обширной, но не смертельной. В настоящий момент он находился в реанимации. Он, конечно, мог бы поведать, что произошло и почему он опрометью вдруг кинулся из машины. Будто чего-то смертельно испугался. И это — «афганец»?

У Александра Борисовича, конечно, уже наклевывалась своя версия, но делиться ею с Каманиным он не собирался. Да и фактуры, честно говоря, было пока все-таки маловато. Но кое-что, как говорится, наклюнулось.

А в общем, думал Турецкий, чем дольше господин Каманин «не понимал и не догадывался» о причинах происшествия, тем больше причин было подозревать его в неискренности. Однако прямо так, что называется, в лоб сказать ему об этом было бы абсолютно неправильно. Во-первых, не поймет, а значит, с ним немедленно нарушится установившийся контакт, а во-вторых, сам же и начнет всячески тормозить следствие.

Турецкий невзначай переглянулся с Грязновым и почувствовал, что Вячеслав, кажется, подумал о том же, что и он. Поэтому можно прекращать беседу. Истинных показаний от этого хитромудрого замминистра все равно не добиться. Эти дипломаты, как деликатесные копченые угри — хрен найдешь, а если и увидишь, так хрен купишь, не по карману…

Но и уходя, оставлять поле боя за этим самым деятелем Typeцкий тоже не собирался. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять элементарную истину: высший государственный чиновник, прошедший Афган, не может не иметь за собой «хвоста». Это все лишь разговоры о кристальной честности. Одни разборки ветеранов-»афганцев» чего стоят! Вот где-то в этой области и лежит, по всей вероятности, загадка неудавшегося или вообще несостоявшегося покушения.

Именно поэтому, уже стоя в дверях, Турецкий с особой присущей ему доверительностью, которая, впрочем, сильно действовала в основном на женщин, намекнул как бы Егору Андреевичу, что в любом случае факт покушения говорит о многом. Он словно предлагает к рассмотрению следующий план. Если это предупреждение, то надо немедленно предпринимать встречные шаги. Защищаться, элементарно говоря. Потому что в следующий раз ни предупреждения, ни ошибки не будет. Вот отчего ему, Егору Андреевичу, очень стоит еще раз хорошенько подумать, ибо «непонимание» совсем не в его интересах.

Турецкий заметил, как невольно дрогнуло лицо Каманина, и подумал, что, кажется, попал в самую точку.

И еще одно он понял, но это когда Славка уже на улице сказал, что крючок был заброшен довольно ловко, — это он так иносказательно как бы похвалил Александра. Так вот, понял Турецкий, что дело это наверняка очень грязное и необычайно сквалыжное. Но не стал говорить об этом Грязнову, чтобы заранее не расстраивать друга.

Словом, ничего здесь не ожидается хорошего, сплошные неприятности. Как будто своих не хватало…

Оставшись наедине с самим собой, Каманин понял со всей очевидностью, что в первоначальном своем предположении оказался, к сожалению, прав. Этих мужиков провести будет чрезвычайно трудно. Но и собственная дилемма казалась практически неразрешимой. Скажешь правду — можешь ставить крест на карьере, да и на всем прошлом и настоящем.

«Непонимание», как многозначительно заметил, уходя, этот ехидный следователь, может определенно подвести к трагическому финалу. И он, увы, недалек от истины. И этот вариант тоже хотелось бы исключить для себя. Значит, что же остается? Какой ответ он должен будет дать следствию — ведь не отстанут же?!

А ответ его будет, как в добром старом анекдоте про армейского старшину, уклончивым. Дипломатичным. Мол, идите, господа, идите и ищите сами, может, нароете. Иными словами, послать их подальше, ведь не осмелятся же брать за горло. Да к тому же и позвонить есть кому, чтобы не мешали работать.

А пока надо взять себя в руки, сделать вид, что ничего не случилось, и попробовать еще раз договориться с этим сукиным сыном Багировым. Объяснить, что, если корабль пойдет ко дну, спасенных не будет. Может, это заставит братцев маленько охолонуться? В любом случае попробовать надо.

Это было незадолго до описываемых событий.

Комсомолка кормила павлинов.

Красивые, но мерзко крикливые птицы распускали чудные веера своих хвостов, усыпанные изумрудами и сапфирами, и надменно поглядывали на Теймура Джафар-оглы, наблюдавшего за их кормежкой. Важные дураки! Вовсе и не они притягивали жадный взгляд пятидесятилетнего отставного генерала.

Там, в Баку, где он по известным причинам вынужден отсутствовать уже более пяти лет, на его собственной, тоже теперь бывшей, даче в Бильгя, на морском побережье, раскинулся такой же ухоженный сад с пышными кустами гранатов и персиковыми деревьями, и между ними по дорожкам, усыпанным золотистым песком, а вокруг, казалось бы, небогатого внешне, двухэтажного дома, выложенного еще и разноцветной керамической плиткой, расхаживали такие же вот самодовольные красавцы, которые презирали всех, кроме самих себя. Ну как и люди, вкусившие шальной достаток…