Фантом ручной сборки - Галина Куликова

— Да.

— Марфа! — пискнула сконфуженная Инга.

— Борик, ты запросто мог от нее избавиться, —мрачно сказала Марфа, ни на кого не глядя.

— Я?! — Григорьев привстал с места. Лицо егопозеленело. — На кой черт мне это понадобилось?!

— А вот и понадобилось, — закивала Таисия. —Я давно сказала Инге про квартиру. Ваша тетка, Борис, откровенно сожалела, чтоуехала из Москвы. И если бы она захотела вернуться…

— Какая чушь! — воскликнул Григорьев. — Вы жесами слышали, она делилась с нами своими матримониальными планами. Она несобиралась возвращаться. Наоборот — хотела еще раз выйти замуж.

— Да-да, я помню. В Америку.

Сидя за праздничным столом, Анфиса действительноразмечталась о следующем замужестве.

— Продам дом в Больших Будках, —разглагольствовала она, — и схожу замуж еще раз. Только теперь за границу,лучше всего — в Штаты. Поеду на какую-нибудь ферму обихаживать старого ковбоя.Американцам нужны работящие женщины, а я еще — ого-го! — похвасталасьона. — То самое брачное агентство, которое устроило мою судьбу в первыйраз, обещало и во второй не подкачать.

Григорьев снисходительно улыбался, и Анфиса приняласьагитировать свою подругу Марфу последовать ее примеру.

— Соглашайся, Марфуша! — наседала она. —Продашь свою квартиру, положишь деньги в банк и будешь чувствовать себя некакой-то там бесприданницей, а дамой пусть и с небольшими, но собственнымисредствами.

— А что? — Марфа раскраснелась, представив, какона варит не избалованному разносолами ковбою красный украинский борщ, а тотест и нахваливает по-американски: «Great!» — Идея интересная. Твое брачноеагентство мной займется?

— О чем разговор!

— Да-да, — встрял Верлецкий, ласково похлопавМарфу по сдобной ручке. — Только, когда отправишься заполнять анкету, незабудь указать, что у тебя радикулит, остеопороз и катаракта.

— Кроме того, дорогие тетушки, — рассмеялсяГригорьев, — мы будем по вас скучать. Америка-то на краю света!

— Ничего, Борик. Пока я все оформлю, еще надоем тебе!

Надоесть, впрочем, она никому так и не успела.

Вероника, в задумчивости крутившая ложечку в чашке,неожиданно вспомнила:

— Судя по словам Анфисы, она собиралась остаться в этойквартире,. До тех пор, пока брачное агентство не найдет ей.., хм.., ковбоя.

— Ну и что? — немедленно насторожилсяГригорьев. — Что это значит?

— Это значит, что ее могла отравить Инга, — свызовом закончила свою мысль Вероника. — Вы ведь собираетесь пожениться?Она уже наверняка считает эту квартиру своей. А тут появляется ваша тетка исобирается обосноваться здесь на неопределенный срок.

— У меня своя двухкомнатная квартира! — запальчивовозразила Инга. — Мне там хорошо.

— Двухкомнатная! Ни за что не поверю, что тебе нехочется четырехкомнатную. Такие, как ты, очень жадные.

Поскольку было неясно, на чем основывается это логическоеумозаключение, никто ей не возразил.

— С таким же успехом, — запальчиво сказалаИнга, — тетку Анфису могла прикончить ты сама!

— Ну да, ну да! И мотив у меня есть!

— Конечно. Анфиса агитировала Марфу тоже продать своюжилплощадь, чтобы увезти деньги в Америку в качестве первоначального капитала.А там вы с вашим Валериком, — она метнула острый, словно дротик, взгляд наВерлецкого, — уже свили гнездышко. Вот вы с ним договорились и…

— Точно! — обрадовалась Таисия. — Это ведьВерлецкий начал драку.

— Я?!

— Вы заявили во всеуслышание, что были голый.

— Но я действительно был голый.

— А зачем надо было это вслух говорить?

— Чтобы защитить честь женщины, — обиделсяВерлецкий. — Вероника сказала, что мы оба были голые, а я поправил, что необа, а я один.

Над столом повисла тишина, и стало слышно, как дышитГригорьев — словно больной тяжелой формой бронхита.

— А меня вы почему не подозреваете? — неожиданнопоинтересовалась Марфа, которая после смерти подруги долго плакала и распухла,как тесто возле печи. — Я ведь тоже… Дура такая… На нее набросилась! ВсеКоленьку ей не могла простить. Слово себе давала, что не заговорю о нем, и вотна тебе, брякнула. А у нее, голубки моей, был день рождения-а-а…

Она уткнулась носом в салфетку, и все обескураженнозамолчали, потому что, Марфа и в самом деле припомнила за праздничным столомстарую обиду. Впрочем, Анфиса сама была виновата, потому что принялась хвастатьсвоими прошлыми победами на личном фронте и задирать подружку. Происходило этипримерно так.

— Бедняжка, — сочувственно заметила Анфиса, слопавкусок пирога с печенкой. — Тебе всегда не везло с мужчинами.

— Да ладно болтать, — беззлобно ответила Марфа,подчищая тарелку корочкой хлеба. — Мне, наоборот, везло с мужчинами! Янаходила самых лучших. И замуж ты в первый раз вышла за моего поклонника.Коленька так меня любил, а ты вскружила ему голову.

Анфиса ухмыльнулась и с нежностью сказала:

— Ты все еще злишься, старая кочерыжка!

— Не забывай, — напомнила Марфа, — что ты —такая же кочерыжка, как и я. Но тогда, с Николаем — признайся хоть в семьдесятсемь лет! — ты переборщила. Это был не лучший твой поступок.

После чего Верлецкий наклонился к Инге и с радостнымнедоумением сказал:

— Судя по всему, ваша тетя отбила мужа у нашей тети.

— Чья это — ваша тетя? — презрительно спросилата. — Вы что с Вероникой — братья?

— Почти муж и жена. Как и вы с вашимГригорьевым. — Сказав это, он бросил на последнего любопытный взгляд и тутже добавил:

— Впрочем, насчет вас я сомневаюсь. Почему-то мне некажется, что ваше замужество — такое уж решенное дело.

Инга с трудом удержалась, чтобы не запустить в него мисочкойс селедочным маслом, которую в тот момент держала в руке. Теперь же, после всехкошмарных событий, ей казалось, что с тех пор прошел месяц или год — все такизменилось! И даже Верлецкий изменился, сделавшись серьезным и каким-тосуровым.

— Не понимаю, — хмурился он, — зачем себяоговаривать, Марфа? Вы с Анфисой в молодости не поделили ухажера. Смешно обэтом сейчас думать.

— Дело в том, — плаксивым голосом сообщила еготетка, — что я боюсь. Вдруг меня заподозрят и посадят в тюрьму? Ведь яотлично знала Анфису, все ее повадки, знала, какие лекарства она принимает ичто запивает она их сладким сиропом…

— Угомонись, — прикрикнул Верлецкий. —Милиция даже не собирается расследовать это дело…

— Собирается, — снова встряла Таисия.