В интересах истины - Максим Леонидович Максимов

двух от виадука, где с Приморского шоссе можно съехать на «Скандинавию», напротив левого поворота на «Солнечное-2». Там справа дорога на садоводства, потом еще один правый поворот в лес, перед которым большая куча мусора. Дальше — самое интересное.

Наш собеседник утверждал: его с машиной оставили у этой кучи, чтобы никого не пускал или хотя бы заранее предупредил о случайном появлении нежелательных свидетелей, а сами на другой машине уехали по дороге в лес, отсутствовали минут сорок, потом вернулись и сказали, что, мол, все в порядке. Свидетель сделал вывод, что тело захоронили.

Собственно, и все.

Прошлым летом мы перекопали там несколько квадратных километров и ничего не нашли. Что не мудрено — в этом районе во время Великой Отечественной войны шли активные боевые действия, после чего всякие любители старого оружия много лет подряд вели там раскопки. Ямы самых разных форм буквально избороздили этот участок леса. Нам даже попался ржавый диск от пулемета Дегтярева. А тело нашего товарища не нашли.

Теперь, после того как государство действительно приложило серьезные усилия к поискам, закончившимся столь же безрезультатно, видимо, уместно предположить: все, кто пытался разобраться в том, что произошло с Максимом Максимовым, в какой-то момент пошли по ложному пути.

Это касается в равной степени сотрудников правоохранительных органов и сотрудников Агентства журналистских расследований, затративших огромные силы и средства на эти поиски.

Ключевой момент, как нам кажется, — куча мусора у поворота на лесную дорогу. Утверждение «я остался, а они уехали минут на сорок» может означать что угодно.

Например, попытку инсценировать сотрудничество со следствием — чтобы избежать ареста и прочих санкций. Полуправда в таком случае — самая грамотная тактика. Подозреваемый говорит все как было во всех подробностях, кроме главного — места захоронения. Потому что понимает: нет трупа — нет дела.

То есть дело, конечно, есть, но предъявить кому-то конкретные обвинения не представляется возможным. Отсюда крупица вымысла на тонну правды: если тело таки найдут, всегда можно сказать, что перепутал поворот (их очень много на «Скандинавии»), а если нет — ищите до бесконечности, потому что за 40 минут по той дороге можно уехать довольно далеко, причем в самых разных направлениях.

Но возможен и другой вариант. Те, кто «уехали минут на сорок», могли оказаться хитрее. Ведь отсутствовать минут сорок — это не значит обязательно копать яму. Можно постоять, покурить, потом вернуться, сказать, что, мол, все в порядке, отпустить свидетеля и закопать где-то в другом месте.

Если так — остается рассчитывать только на профессиональное мастерство тех сотрудников уголовного розыска и Генеральной прокуратуры, которые заняты этим расследованием. Они должны суметь найти другие доказательства, которые позволили бы обнаружить тело и процессуально привязать к нему убийц.

Виктор Топоров. На мертвой точке

Известный петербургский журналист, мой друг и соавтор (мы с ним выпустили поэтическую антологию «Поздние петербуржцы») сорокалетний Максим Максимов бесследно исчез 29 июня 2004 года в районе станции метро «Чернышевская». Как удалось выяснить сотрудникам Агентства журналистских расследований (АЖУР), в котором он несколько лет работал, в последний раз Максим разговаривал по своему сотовому телефону в 19.35. Меньше чем через час его телефон перестал работать.

Потом начали всплывать вещи Максима. Первым нашелся мобильный телефон — его сдали в скупку на рынке «Юнона». Месяц спустя был обнаружен автомобиль Максимова марки «форд-эскорт» — он был припаркован на задворках гостиницы «Санкт-Петербург». На черном «форде» бросался в глаза большой слой пыли — было похоже, что он простоял здесь долгое время. На две квартиры в центре города, принадлежащие Максиму, никто не покушался; довольно значительная сумма в банковском сейфе лежала нетронутой.

Имевший множество друзей — и ни одного врага — Максим был холост, имел свободное служебное расписание и вел довольно замкнутый образ жизни. Поэтому хватились его не сразу. Правда, и версии типа «загулял» или «ударился в бега» представлялись людям, хорошо знавшим его, совершенно немыслимыми. И хватались за эти версии только из нежелания поверить в самую, увы, очевидную. Дело об исчезновении, заведенное по исковому заявлению матери Максима, было переквалифицировано в «умышленное убийство» и взято под личный контроль губернатором города. В первые месяцы пресса писала о Максимове чуть ли не ежедневно; собственное расследование вел АЖУР, где Максим — театральный критик по образованию — проработал семь лет как журналист-расследователь и откуда ушел на должность специального корреспондента в журнал «Город». Естественно, строили свои гипотезы и друзья Максима.

Первая и, пожалуй, наименее вероятная была связана с репортерской работой Максима в судебном процессе над убийцами Галины Старовойтовой. Максим серьезно обсуждал со мной как с тогдашним главным редактором книжного издательства возможность создания книги об этом шумном деле, но, когда я указал на необходимость включения в такую книгу эксклюзивного и, желательно, сенсационного материала, констатировал, что ничего подобного у него в загашнике нет.

Мне казалось — и кажется до сих пор — что дело самого Максимова может быть как-то связано с убийством годом ранее авторитетного бизнесмена, адвоката и, по слухам, агента чуть ли не всех спецслужб сразу Руслана Коляка. Переживший перед убийством в Ялте девять покушений на себя этот обаятельный и словоохотливый дядька относился к Максиму с доверием, регулярно давал ему обширные интервью и не раз делился конфиденциальной информацией (вопрос о достоверности которой, разумеется, остается открытым). У Коляка мог остаться архив — и архив этот мог попасть к Максимову. Так могло быть на самом деле, а главное, нечто в этом роде могли предположить заказчики обоих убийств. Эту линию рассуждений подкреплял и проглядывающий в истории исчезновения Максима — средь бела дня, с демонстративно брошенной иномаркой и нетронутыми деньгами в банковском сейфе — почерк спецслужб. Правда, услугами спецслужб (или выходцев из спецслужб) широко пользуются и уголовные авторитеты.

Я вспомнил, как за пару лет до исчезновения Максим рассказывал мне о негласном обыске у себя на квартире. Смелый, даже бесстрашный, он в тот раз выглядел явно напуганным. Несколько ночей провел вне дома. Обзавелся затем средствами самозащиты: газовым пистолетом, шокером, нагайкой и нунчаками. Нагайку и нунчаки держал в ящике письменного стола в АЖУРе.

В первую годовщину исчезновения Максима сразу в нескольких городских СМИ была озвучена версия, представляющая собой утечку информации, собранной в АЖУРе и вроде бы во многом почерпнутой АЖУРом у следствия под подписку о неразглашении. Дело «питерского Гонгадзе» попытались связать с задержанием трех сотрудников 6-го отдела ОРБ. Офицеры милиции были арестованы по подозрению в фальсификации доказательств и служебном подлоге. Вероятная причастность всех троих оперативников