Московский принц для Золушки - Наталия Миронина

– Остальные галстуки. Их было множество.

– Зачем тебе они? Их на работу нельзя носить.

– Мне – можно. Я руководитель отдела, – отрезал сын.

– Они – наверху, в коробке. Но я не рекомендую их надевать.

– Хорошо, я не буду их носить. Я только раз или два… Примерить хочу…

Геннадий Петрович не спорил с мамой. Он знал, что проиграет. Маму можно было победить, только не тратя сил на полемику и отмалчиваясь, делать по-своему.

– Ну, не знаю. – Таисия Николаевна не вышла из комнаты, как на то очень надеялся сын. Ему еще надо было приготовить рубашку.

– Мама, давай перекусим? – нашел выход из положения Геннадий. Эти слова обычно заставляли мать удалиться на кухню. Но сегодня прием не сработал.

– Не знаю, зачем тебе эти попугайские галстуки и что ты еще там ищешь? Только хочу напомнить, что на неделе к нам придет Катя. И прошу тебя быть дома к этому моменту. Этот ужин мы планировали давно. И должна сказать, что Катя – человек одинокий, ей важно побыть в семье, в тепле… В заботе. Поэтому не забудь об этом.

«Да, кстати, а я ни разу не видел Тату с подругой. Вообще, похоже, она очень одинока. Да, это правда, человеку нужно тепло!» – Слова матери подействовали на Рябцева неожиданным образом.

– Гена, я очень хотела бы, чтобы ты женился на Кате. Поверь мне, это отличная партия. Она хороша собой, хозяйственная, она работящая. Ты посмотри, какую жизнь она прожила, хоть и всего-то ей двадцать семь лет! – разгорячившись, Таисия Николаевна перестала соблюдать осторожность и говорила все, как думала.

Сын ее слушал. Он был воспитан в уважении к старшим. Он слушал, но мыслями был далеко. «Я приглашу ее в театр! – думал он. – В театр. На какой-нибудь известный спектакль. Или лучше в оперу. Я и сам сто лет не был в театре. И еще… Цветы, конфеты…»

Таисия Николаевна сделала круг по комнате и продолжила:

– Понимаешь, в жизни всякое может быть. Я не вечна, рядом с тобой должна быть опора. Плечо. Локоть.

– Или нога, – неосторожно пошутил Геннадия Петрович.

– Ты издеваешься?! – вскинулась Таисия Николаевна. – Чем тебе не угодила Катя?! Еще раз повторяю – симпатичная, работящая, порядочная… Почему ты не хочешь жениться на такой девушке?! Зачем тебе обязательно нужно куда-то вляпаться?!

– Потому что иногда неправильный ответ – верен.

– Что?

– Потому что иногда дважды два – пять! – ответил сын.

– Господи, да о чем ты?! – всплеснула руками мать.

А Геннадий Петрович и сам толком не знал, о чем он. Обуреваемый чувствами, он не мог четко сформулировать мысль. Мысль о том, что иногда можно и нужно сделать то, что всем кажется ошибкой.

В жизни Таты произошло не так много событий. Было печальное – ранний уход отца. Было безнадежное – продажа родного дома. Было радостное – встреча с Геной Рябцевым. Все остальное, что происходило с Белозеровой, можно было назвать рутиной. В самом деле, переезд в Москву, учеба, работа, энология – наука о вине – это то, что должно было произойти, а если бы не произошло, случилось бы что другое, похожее.

Воспоминания о двух первых событиях, об отце и доме, были неразрывно связаны между собой. И даже в каждодневной суматохе забыть про ту часть жизни она не могла. Только появление Геннадия Петровича, его пристальная забота, его стремление быть рядом, пусть не очень афишируя это присутствие, вдруг принесли огромное облегчение. Рябцев никогда ничего не выспрашивал, не допытывался, не выяснял – он принял Тату Белозерову вместе с ее молчанием, с ее возможными тайнами и секретами. И это отсутствие любопытства развязало Тате язык. И как-то, когда они шли после работы к метро, она произнесла:

– Я маму очень люблю, но иногда я ее не понимаю…

Вслед за этим она подробно рассказала Рябцеву то, что произошло перед самым приездом в Москву.

– Понимаешь, у меня в жизни полно задач, которые решить должна только я. И очень хорошо, если бы нашелся человек, который не обиделся бы на такое самоопределение. – Тата рассмеялась над последним словом.

– Что ж, понимаю, – весомо и сдержанно сказал Рябцев, хотя больше всего на свете ему в эту минуту хотелось обнять Тату и защитить, спрятать от невзгод, пообещать полную и безоговорочную верность. Только бы Тата не говорила больше таким голосом – спокойным и прямо-таки обреченным. Гена Рябцев, испытавший диктат Таисии Николаевны, вдруг подумал, что вот она бы никогда так не поступила. Правда, он и представить себе не мог, что мать может еще раз выйти замуж.

– Знаешь, мои родители развелись, когда я совсем маленьким был. Не знаю настоящей причины, никогда не спрашивал у мамы. Думаю, ей неприятно было бы такое любопытство. Но она как-то сказала, что отец не мог допустить, что ребенку уделяется столько внимания.

– Нет, я не хочу сказать, что мама меня не любит, или не заботилась, или не заботится, – отвечала невпопад Татя, поглощенная своими воспоминаниями, – когда я была маленькая, она шила мне платья… И вообще… А сейчас… Сейчас, ты не поверишь, у меня весь балкон и холодильник заставлены компотами, вареньем и овощными консервами. Мама при любом удобном случае ящики передает мне…

– Так моя тоже… Она знает наизусть, когда у меня отчет, совещание… Стоит мне только обмолвиться о проблеме, она готова и выслушать и посоветовать.

– У нас хорошие мамы, – заключила Тата.

– Да, конечно, – с уверенностью согласился Гена.

Они, не опустившись до сплетен и осуждения матерей, замолчали. Каждый понимал, что речь шла не столько о мамах, сколько о них самих. О том, что же такое пасмурное и тревожное иногда скребется в их душах.

Больше эти тему они не поднимали. Они чуть удовлетворили любопытство, приоткрыли прошлое, чтобы было понятнее настоящее. «Он становится очень смешным, когда пытается освободиться от материнского влияния», – думала Тата и ни в коем случае не показывала, что для нее очевидна эта борьба. А Рябцев, как ни желал он окружить Тату тепличной атмосферой, всячески подчеркивал, что уважает стремление молодых женщин к независимости.

Их отношения развивались стремительно – находясь изо дня в день в одних стенах, они умудрялись вечерами до полуночи болтать по телефону, а в выходные Таисия Николаевна перестала готовить полноценный обед.

– Что я буду возиться?! – восклицала она. – Ты появляешься только к вечеру. Я вообще тебя не вижу!

Сын целовал маму, но задобрить не мог. По-прежнему не упуская из виду портниху Катю, такую удобную невесту, Таисия Николаевна замышляла интригу с целью вернуть сына в лоно семьи.

* * *

Телефонный звонок раздался ни свет ни заря. Гена осторожно вытащил свою руку из-под головы Таты и снял трубку.

– Алло! – сказал он тихо.