Неверный муж моей подруги - Ашира Хаан
Шрифт:
Интервал:
— Ты сейчас сделала меня самым счастливым человеком на свете, — ответил он, глядя на меня сияющими глазами.
Я думала, что двадцать шесть — идеальный возраст для рождения детей, и проблем с этим не будет, но у детей были какие-то иные планы. Месяц за месяцем я видела всего одну полоску на тесте, и Игорь научился приходить домой с упаковкой пирожных или новыми духами, чтобы хоть как-то утешить меня.
Он и сам расстраивался не меньше, но держал все в себе, как подобает настоящему мужчине. Иногда взрывало и его — и тогда я снова дергалась в сторону чемодана и загса, но Игорь строго напоминал мне о моем обещании. И мы снова засыпали в обнимку, мечтая о том, что когда-нибудь у нас будет настоящая семья — с детьми.
— Если в этом году не получится, значит — не получится никогда, — сказала я в день своего двадцадтидевятилетия. — Значит, я и правда бракованная женщина.
На следующий день Игорь посадил меня в машину и отвез в репродуктивную клинику.
Через год у нас было двое крикливых мальчишек, похожих друг на друга и на Игоря как горошинки в стручке.
«Женщина-ксерокс» — вот как он меня называл.
Как только Макару с Никитой исполнился год, мы снова стали путешествовать. Иногда с ними, показывая чудеса света еще ничего не понимающим малышам — но я надеялась, что природа Крита, небоскребы Нью-Йорка и древние стены Иерусалима отложатся в их памяти, станут глубокой и надежной базой для веры в чудеса. Иногда — только вдвоем, оставляя сыновей на няню.
А потом я решилась — и открыла свое турагентство. Маленькое уютное местечко, где можно поболтать о любимых городах, выпить чаю — и выбрать новый маршрут для очередного путешествия.
Кстати, первым его клиентом стала Полина.
К тому времени мы общались с ней совсем редко, раза три в год от силы, но я похвасталась своей «новой игрушкой», как называл мое турагентство Игорь, и она позвонила мне:
— А можешь придумать мне путешествие туда, где будет красиво, вкусно и я смогу забыть о реальности хотя бы на неделю.
— Ты хочешь совсем одна? — осторожно спросила я. — Или с мужем? С дочкой?
— Совсем. Хотя нет — я бы поехала с кем-нибудь, с кем не нужно обсуждать школьные поборы, уроки, то, как я неправильно воспитываю дочь и что в моем возрасте надо прилагать усилия, чтобы держать себя в форме.
— У меня есть одна идея…
Так мы с ней оказались в маленькой греческой деревушке с белыми домиками, пестрыми цветущими кустами вдоль дорог и невероятно вкусной едой.
Утром я уезжала по своим делам, а Полина спала до полудня, во второй половине дня мы шли к морю, а вечером сидели в саду, пили просекко и болтали о чем угодно — кроме детей и мужей.
— С тобой так легко, — сказала она как-то раз. — Вроде видимся редко, но каждый раз как будто с полуслова продолжаем прерванный разговор.
— Та же фигня, Джульетта! — засмеялась я. — И вроде с новыми знакомыми у меня больше общих интересов, но с тобой до пяти утра не можем заткнуться.
— Выпьем за дружбу! — она потянулась чокнуться бокалом.
— Выпьем!
Но когда мы вернулись домой — снова никак не могли найти время, чтобы пересечься.
Германа я видела еще реже.
Если бы я задалась целью сосчитать наши встречи — то на все десять лет хватило бы пальцев одной руки. Кивнул в аэропорту, забирая Полину, обсудили затяжной дождь, когда я забежала за ней, чтобы пройтись по магазинам, да махнул рукой, выруливая из подземного гаража и оставляя нас поболтать у нее дома без лишних ушей.
О нашем знакомстве мы больше не вспоминали — он стал для меня таким же, как мужья остальных моих подруг, с которыми меня знакомили мимоходом.
Но я никогда особенно и не любила общаться с ними — мне все время казалось, что эти роскошные женщины могли бы найти себе супругов и получше.
Холодный Герман, по словам Полины, целыми днями пропадавший в своем банке и работавший до середины ночи дома, исключением не был.
Все шло спокойно — обычная жизнь взрослых людей между тридцатью и сорока — семья, дети, работа, ипотека — да редкие загулы, больше воспоминание о молодости, чем настоящий отрыв.
Пока однажды ранней осенью я не столкнулась с Германом прямо рядом у дверей моего турагентства.
Сейчас. Мы не должны
Поцелуи Германа — это наркотик.
Любые его прикосновения — это наркотик.
Пока мы просто разговариваем, пока мы стоим на расстоянии друг от друга — мы можем вести себя как нормальные цивилизованные люди.
Но стоит нашей коже соприкоснуться, губам дотронуться до губ — не говоря уж обо всем остальном — как наша кожа словно вступает в химическую реакцию, рождая новое вещество, взрывающее все органы чувств сразу. От него и больно, и сладко, и жарко, и громко, и легко, и ярко, и тянет, неумолимо тянет друг к другу, чтобы получить его еще, еще, еще, потому что зависимость возникает мгновенно, а ломка — так страшна, что лучше умереть, чем знать, что никогда больше не испытаешь этого взрыва.
Но я проявляю просто бешеную силу воли, упираясь ладонями в грудь Германа и отодвигая его от себя, хотя каждая клетка тела вопит от желания слиться с ним.
Задыхаясь, глотаю сухой воздух офиса и хочу обратно в его дыхание.
Туда, где я принадлежу ему, а он мне.
Только туда.
Он стискивает сильными пальцами мои запястья, отводит руки от своей груди и вжимается в меня, протестуя против моего отстранения.
— Мы не должны… — я отрываюсь от его губ, смотрю в очень близкие и очень темные глаза и шепчу что-то до кислого привкуса во рту банальное: — Мы не должны…
— Должны.
Что он имеет в виду — я не знаю.
В его глазах — вселенная тьмы. Живая опасная движущаяся темнота, которая забирает меня к себе. Мир схлопывается до крошечного пятачка на ковре, до круга белого света от настольной лампы.
Мной овладевает безумное искушение поверить этому ощущению. Поверить тому, что там, за пределами света и прикосновений — и вправду больше ничего и никого.
Но я знаю, чем это кончится.
Задыхаяясь, отстраняюсь от него, касаюсь виском виска.
Его пальцы, сжимающие запястья
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!