Кашемировая шаль - Роузи Томас

Из невзрачного и грязного фабричного строения вышел невысокий мужчина в бейсболке.

— Меня зовут Тинли. Я помощник менеджера. Чтобы увидеть, как сотворяется настоящее чудо, следуйте за мной, — пошутил он.

Они пересекли двор и подошли к сараю, стены которого были сложены из бетонных плит. Меир не совсем поняла юмор, но молча последовала за гидом. Внутри сарая она увидела четырех женщин, сидевших кружком. На головах у них были платки, рот и нос закрывали марлевые повязки. В середине круга возвышалась гора необработанного козьего пуха с кусками грязи, навоза и торчащими сухими ветками. Точно такой пух, подшерсток, Меир видела на плато. Этот пашм сюда привезли на грузовиках из далекого Чангтанга. Женщины руками разнимали комья пуха, удаляли грязь и раскладывали пашм по меньшим кучкам. Критерием сортировки являлся цвет — от бледно-серого до темно-коричневого. Здесь нечем было дышать, такая стояла вонь.

Тинли с сожалением покачал головой.

— Ничего не поделаешь. Здесь проходит процесс сортировки. Машина не умеет различать цвет, вот и приходится обрабатывать вручную. Но дальше у нас все механизировано. Высокотехнологичное современное производство. Пойдемте, посмотрите сами, — предложил Тинли.

Металлические двери отъехали в сторону, и Меир попала в фабричный цех. Еще в сортировочной она слышала гул машин, но и представить себе не могла, насколько огромны механизмы за дверью. Наверное, ярдов пятьдесят в длину, это был настоящий левиафан из конвейерных лент, маховиков, гигантских резиновых валов и баков, из которых вырывались мощные струи пара. В конце линии была сушильная камера, после которой пух становился мягче и чище, но все равно кое-где виднелись грубые волокна шерсти и грязь, намертво прилипшая к ним.

— Что дальше? — Меир покрутила в руках клочок очищенного пуха.

Впереди открылась вторая металлическая дверь. Волна теплого влажного воздуха с удушающим запахом мокрой шерсти окатила ее с ног до головы.

— Почему так жарко? И влажно? — еле выдавила из себя Меир.

— Это паровая камера, — с гордостью ответил Тинли. — Благодаря ей с материалом легче работать. Здесь удаляются волокна шерсти, видите?

Они заглянули в недра работающего механизма. С каждой стадией подшерсток — мягчайший пух, защищающий горных коз от гималайских холодов, — становился все мягче и белее, пока не был полностью очищен от всяких примесей. Линия конвейера заканчивалась еще одной сушильной камерой. Возле нее находился рабочий, который аккуратно складывал белоснежную воздушную массу, выходящую из пасти машины.

Меир не устояла перед искушением. Она шагнула вперед и погрузила руки в пашм. Это было словно трогать облако — невесомое и идеально белое. Она вспомнила, что килограмм вонючего жирного подшерстка, который она видела в самом начале конвейера, превращается в триста граммов воздушного пуха.

— Это настоящее чудо! — согласилась она.

Тинли сиял.

— Пойдемте. — Он сильнее надвинул бейсболку на глаза и повел Меир к выходу из производственных помещений.

Они вышли на тесную улочку позади фабрики. Улочка была слишком узкой, чтобы два человека могли идти по ней рядом. Сверху нависали узловатые ветки деревьев и козырьки балконов. Тинли шел очень быстро, поэтому Меир тоже пришлось прибавить шагу, чтобы не отставать. Возле разваливающихся ворот, кое-как вделанных в забор, Тинли внезапно остановился и кивком пригласил ее войти внутрь. Вездесущие куры копались в мусоре. Где-то высоко в небе проплывал голос муэдзина, призывающего к молитве. Во дворе, опираясь на метлу, стоял мужчина.

— Джуллей, — поздоровался с ним Тинли.

Поднявшись по каменным ступенькам, они подошли к узкой двери, за которой оказалась небольшая комната, в которой громоздились деревянные прялки. За ними работали женщины. Их работу сопровождали монотонное поскрипывание педалей прялки и ритмичный стук челноков. Они ткали простые шали-пашмины серого или коричневого цвета. Тинли пояснил, что они производят продукцию, которую затем продают в Лехе, в магазинах, спонсируемых государством.

— Так сохраняются ткаческие традиции и хорошая работа для женщин. Свободный график позволяет им и зарабатывать деньги, и заботиться о семье.

— Замечательно! — согласилась Меир, в который раз подумав о том, насколько этот мир отличается от привычного ей жизненного уклада.

Они прошли через мастерскую. Женщины приветливо улыбались. Выйдя через ворота на улицу, Меир с удивлением обнаружила себя на главном проспекте города. Она увидела минареты городской мечети и холм, увенчанный короной древнего дворца. Затем был лабиринт улочек и переулков, и наконец они оказались перед магазином шалей. Продавец широко улыбался, сверкая золотым зубом. Он разложил перед Меир свои лучшие шали и шарфы, заботливо упакованные в шуршащие пакеты. Иногда Лех мог показаться одной огромной лавкой, торгующей пашминой. После того как Тинли терпеливо знакомил ее с производством и мастерской, у Меир не осталось иного выхода, кроме как купить несколько шарфов. Она послушно выбрала три: жемчужно-серый для Эйрлис, карамельно-коричневый для себя и кремовый для Хетти. Она заплатила двенадцать тысяч рупий за все, уверяя себя, что это не такие уж большие деньги, учитывая, сколько сил и стараний люди вкладывают в создание пашмины.

Продавец упаковывал покупки. Поддавшись внезапному порыву, Меир открыла рюкзак и достала из внутреннего отделения сложенную шаль. Тинли с любопытством наблюдал за тем, как она разворачивает шаль и осторожно раскладывает ее на деревянном прилавке. Даже в тусклом свете драгоценная пашмина засияла, как бассейн с бриллиантами. По сравнению с ней товары на полках казались невзрачными и грубыми подделками. Тинли охнул и наклонился, чтобы лучше рассмотреть ткань, продавец тоже подошел ближе.

— Что вы можете сказать об этой шали? — спросила Меир.

Тинли достал из-под прилавка увеличительное стекло и стал внимательно изучать шаль, кончиками пальцев пробежал по вышивке, а затем так же тщательно исследовал изнанку. От его внимания не ускользнула ни одна деталь узора.

— Это кашмирская техника, — ответил он. — Это кани. В Ладакхе такого не делают.

Продавец что-то тихо сказал ему.

— Шаль продается? — будничным тоном спросил Тинли.

— Нет. Определенно нет. Она принадлежала моей бабушке. Я просто хочу узнать историю шали и, может быть, что-то о своих родных. Понимаете, я родилась уже после ее смерти.

Тинли отложил лупу и выпрямился.

— Значит, вам нужно ехать в Кашмирскую долину.

— Да, но я точно знаю, что бабушка некоторое время жила в Лехе. Мой дед был христианским миссионером.

— Кем именно? Католиком? Моравитом?

— Нет, он был из Уэльса. Пресвитерианская Церковь.

Тинли пожал плечами. Очевидно, для него все эти тонкости не имели никакого значения.

— Европейцы часто приезжают, но редко остаются. Они открывают клиники и школы для детей. Это заслуживает благодарности.