Ночной гость - Селеста Брэдли

Как сирота, состоящая в дальнем родстве, Иззи никогда по-настоящему не была членом этой семьи, а теперь уже и не хотела этого. Ей не удалось подружиться с прислугой, поскольку она принадлежала к стану хозяев. Она не имела бы ничего против, но нет людей более чувствительных к классовым различиям, более чванливых, чем сама челядь.

Постоянно занятая работой, Иззи не могла искать друзей за пределами дома, хотя Джулиан и это изменил. Вчера Хильдегарда позвала ее в свою гостиную, заискивая и благодаря за то, что выполняла обязанности экономки, гувернантки и садовника, пока домашнее хозяйство находилось «между слугами».

Иззи засмеялась про себя, шагая по дорожке вокруг сада. Последняя экономка ушла четыре года назад, негодуя на невыносимые условия, а садовника нет уже шесть лет. Настоящей гувернантки и вовсе никогда не было. В обязанности Иззи входило заботиться об образовании детей с той поры, как ей исполнилось шестнадцать.

В последнее время Хильдегарда любезно освободила ее от обязанностей гувернантки. Милли уже слишком взрослая и больше не нуждается в ней, а Шелдона вскоре отправят в школу.

Иззи втайне была ужасно рада, что мальчишки не будет в течение следующих нескольких месяцев. Он ядовитый крысеныш, имеющий склонность к злым шуткам и вульгарному юмору. Его выходки с каждым годом становятся все грязнее, и Иззи передергивало при мысли о том, какой из него выйдет мужчина. Милли — бледная изящная копия своей матери, в точности до отвращения повторяющая слова и манеры Хильдегарды. Оба ребенка не блещут умом, и их обучение было делом нелегким и неблагодарным.

Ведение домашнего хозяйства тоже доставляло немало неприятностей. Находясь между двух огней, между Спирсом с его негодованием на ее руководство и кузиной с ее жестокой экономией, Иззи пыталась удержать челядь от раскола.

Сад — вот ее прибежище. Единственное место, свободное от родственников. Хильдегарда никогда не выходит из дома, за исключением тех случаев, когда нужно сесть в карету. Милли боится испачкать в земле туфельки и подол платья. И главное благо в том, что Шелдон начинает безостановочно чихать от тех цветов, которые Иззи выращивает всюду, где есть место.

Думая о Шеддоне, Иззи с веселым видом вошла в теплицу и срезала большую охапку цветов, чтобы расставить в доме.

Фальшиво напевая себе под нос, она как раз входила в кухню, когда Спирс нашел ее.

— Я возьму это, мисс. Там две портнихи, ждут вас в гостиной, мадам.

— Спасибо, Спирс. Я бы хотела, чтобы большая часть цветов была расставлена в холле.

— Да, мисс, — усмехнулся дворецкий, с трудом скрывая пренебрежение. — Как скажете, мисс. — Он тоже не питал особой любви к Шелдону.

Оставив дворецкого заниматься своим делом, Иззи неохотно прошла в гостиную Хильдегарды. Новое пополнение к уродливым платьям, подумала она. Возможно, упоминание имени Джулиана ослабит крепкий кулак кузины. Иззи так мечтает о цвете, хотя бы простом коричневом или недорогом голубом.

Войдя в гостиную, Иззи была встречена Хильдегардой и двумя самыми модными женщинами, которых она когда-либо видела. Экспансивные, без умолку лопочущие по-французски, они порхали вокруг нее, стаскивая с Иззи чепец и платье. Та, что повыше, взяла ее одежду двумя пальцами и, отнеся в угол комнаты, бросила на пол.

И хотя Иззи была более чем согласна с ней по поводу платья, ей не нравились их высокомерные манеры. Хильдегарда часто заказывала платья Иззи вместе со своими и Милли, но никогда не давала себе труда позаботиться, чтобы они были подогнаны на Иззи. Джулиан, должно быть, уже оказывает воздействие на расходы Хильдегарды.

Портниха поменьше, чей ломаный английский был совершенно неразборчив, бросала Иззи какие-то загадочные приказания, снимая с нее мерки. Обе повосхищались ее талией, оплакали бюст и замерли как вкопанные, когда ее волосы, освобожденные от шпилек, рассыпались по спине.

Они обошли вокруг нее, что-то горячо шепча друг другу. Должно быть, пришли к какому-то соглашению, ибо широко улыбнулись Иззи, затем выпорхнули из комнаты и из особняка.

— Что ж, это было забавно. Как вы выдерживаете такое каждый год? — колко поинтересовалась Иззи у Хильдегарды, сидевшей с плотно сжатыми губами. Затем, надев платье через голову, пошла к себе, чтобы привести в порядок волосы.

В своей комнате Иззи раздраженно ворчала, заново закручивая волосы в узел на макушке. Каждое утро приходилось тратить немало времени на то, чтобы укротить свои непослушные вьющиеся локоны, и ее выводило из себя, что приходится делать это снова. Радуясь, что ни одна прядка не выбивается из узла, Иззи взяла свой чепец, чтобы водрузить его на голову. Но, взглянув в зеркало, задумалась. Держа чепец в руке, она пыталась вспомнить, почему вообще начала носить его несколько лет назад.

Ее воспоминание зацепилось за язвительное замечание Хильдегарды по поводу того, что неприлично двадцатидвухлетней незамужней девице ходить с непокрытой головой.

И тут Иззи впервые задалась вопросом: не завидует ли Хильдегарда ее волосам?

Раньше Иззи не задумывалась о том, что никто из гостей на вечеринке не носил простых муслиновых чепцов — только служанки. Селия определенно была без чепца, а ей не меньше двадцати пяти. Конечно, она не старая дева, но было там и несколько вдов, и ни одна из них не покрывала голову чем-то настолько большим и невзрачным. Их чепцы были кружевными и весьма изящными.

Что ж, если это неприлично, так тому и быть. Иззи подошла к окну и выбросила чепец. Проследив, как бесформенная белая вещица спланировала на лужайку, она подбежала к комоду, достала все остальные чепцы и выбросила их один за другим вслед за первым из окна.

Радуясь, она сбежала с лестницы и с легким сердцем занялась хозяйственными делами — близилось время обеда.

Когда в следующую среду Джулиан снова заехал в Маршвелл-Мэнор, он увидел наемный экипаж, стоявший на кольцеобразной подъездной дорожке у передней двери. Наверху были привязаны ремнями два сундука из хорошего полированного дерева, обитые медью. Они сверкали в лучах полуденного солнца, однако карета была старой, а лошади — настоящие клячи.

Поблизости не оказалось лакея, чтобы забрать у него лошадь, поэтому он привязал Тристана к ближайшему дереву, надеясь, что жеребец не оставит кучек на лужайке, ибо он подозревал, что конюха в этом доме тоже нет.

Передние двери были открыты настежь. Поколебавшись, Джулиан еще раз оглядел безлюдный двор и решил войти.

Остановившись прямо за дверью, он с изумлением оглядел передний холл. В предыдущий свой визит он не обратил на него внимания, ему было не до того. Холл был величественен. Величественно чудовищен. Многочисленные статуи из белого мрамора выступали на черном мраморном полу, для людей там места не было. Статуи отражались в огромном, в витиеватой раме, зеркале. Каждая поверхность отражала свет: блестящий мрамор, зеркало, даже позолоченная рама, Джулиан закрыл глаза, чтобы не видеть этого кошмара: