Хранитель секретов Борджиа - Хорхе Молист

В своей лавке Жоан на равных общался с кардиналами, знатью и послами. Он с честью справлялся со своей ролью, хотя иногда при воспоминании о собственном происхождении – Жоан был сыном нищего рыбака – у него слегка кружилась голова.

В подобные моменты Жоан мысленно обращался к своим достижениям, во многом гораздо более значительным, чем достоинства большинства знатных господ, которым по праву наследования доставались власть и слава. Полная приключений жизнь научила его в совершенстве владеть оружием и помогла стать великолепным воином. Жоан не учился в университете, тем не менее благодаря способности к языкам, страсти к чтению и Абдулле, его мудрому учителю в Барселоне, помимо владения родным каталанским языком, он великолепно знал латынь и тосканский. Также Жоан мог гордиться беглым владением кастильским и французским языками. Кроме того, он не только владел секретами переплетного и типографского дел, но и был неутомимым читателем, которому нравились литературные беседы. Этого было более чем достаточно для его возраста, и Жоан блестяще справлялся с делом своей жизни.

Несмотря на это, бывало, что некоторые особы, отягощенные титулами и властью, смотрели на Жоана свысока, с явным превосходством, напоминая ему о его скромном происхождении и заставляя чувствовать себя ниже их. Тогда он делал вид, будто ничего особенного не происходит, гордо расправлял плечи и отвечал с таким же высокомерием.

В тот день он поднялся из‑за стола и, сославшись на усталость, ушел в спальню. Анна кормила грудью Рамона. Жоан никак не мог понять, что стало причиной его беспокойства. В воздухе витала угроза, он чувствовал ее приближение, но не мог четко сформулировать ее признаки.

Жоан достал свою записную книжку. Она была небольшой, в кожаной обложке. Жоан погладил переплет: он любил свой дневник, поверял ему все свои думы и чаяния. Первую такую книжку он сделал в лавке Корро из обрезков, когда был еще подмастерьем, и мастер разрешил ему оставить ее себе, поскольку качество не соответствовало требованиям, предъявляемым гильдией к продаже. Жоан научился писать с помощью этой книжки, заполняя ее страницы заметками, сделанными великолепным каллиграфическим почерком, которому обучил его наставник Абдулла. Жоан уже потерял счет новым книжкам, которые он заполнял, как и ту – первую. Процесс внесения записей в дневник заставлял его предаваться размышлениям, а также имел успокаивающий, почти магический эффект.

В тот вечер он записал: «В чем причина моего беспокойства? Неужели в том, что я достиг таких высот слишком быстро?» И, подумав над этим, добавил: «Нет, дело не только в этом. Это связано с Анной».

7

Жоан в тот вечер сидел за столом, расположенным на возвышении в углу лавки и в силу этого доминировавшим над всем помещением. Было еще рано, и Анна находилась наверху. В лавку зашел только один посетитель, которым сейчас занимался Никколо, и Жоан, воспользовавшись моментом, углубился в чтение книги «Беседы о человеческом достоинстве», которую он планировал напечатать в количестве трехсот экземпляров. Жоан был абсолютно согласен с высказываниями Пико делла Мирандола[1], особенно с теми, которые были связаны с вопросами права на личное мнение и уважения в отношении других культур и религий, и радовался тому, что Александр VI признал этого автора невиновным в ереси, в чем он был обвинен предшествовавшими папами и предан анафеме, что означало неминуемое тюремное заключение. Жоан не был лично знаком с Папой Борджиа, но ему импонировала широта взглядов Папы в отношении Пико, а также его благородный жест, когда он великодушно предоставил убежище иудеям и новообращенным, бежавшим от преследований испанской инквизиции.

Мелодичный смех отвлек Жоана от книги, в которую он был полностью погружен, и он мгновенно узнал его обладательницу. Это была Санча Арагонская, племянница короля Неаполя, княгиня де Сквиллаче и супруга Джоффре Борджиа, младшего из сыновей Папы, которая прибыла на встречу дам, назначенную на этот вечер в книжной лавке.

– Вы недостаточно красивы, не богаты, не знатны для меня, – говорила она Никколо, глядя ему прямо в глаза.

Санче было восемнадцать лет, но она вела себя с апломбом и весьма самоуверенно, что обычно присуще зрелому человеку. Несмотря на то что ее нельзя было назвать одной из красивейших дам Рима, она выделялась среди них своим очарованием и излучаемой ею чувственностью. Живые карие глаза Санчи искрились, кожа у нее была светлой, а улыбка, которая легко переходила в звонкий смех, и чудные волосы цвета воронова крыла, которые она не красила в русый цвет и не скрывала под вуалью вопреки обычаю, распространившемуся среди многих дам, делали ее еще более привлекательной. Она лишь собирала часть волос у висков в косички и завязывала их узлом на макушке, позволяя основной массе свободно струиться по плечам и спине. Время от времени Санча украшала волосы цветами или драгоценностями, а иногда надевала шляпу в стиле амазонки.

Обычно она одевалась по валенсийской ватиканской моде, и ее парчовые платья, расшитые золотом и драгоценными камнями, отличались роскошными декольте, позволявшими частично созерцать ее груди.

– Но зато я могу рассмешить вас, синьора, – ответствовал Никколо, беря ее за руку. – А это – приглашение к любви.

Флорентиец улыбался и сверлил даму взглядом своих лукавых глаз, а его заостренное лицо напоминало Жоану мордочку гигантской мыши – одновременно дерзкой, хитрой и мудрой. Его слабость в отношении женского пола была хорошо известна – до такой степени, что друзья одарили его прозвищем Иль Макио, что одновременно означало сокращенный вариант его фамилии Макиавелли и намекало на его постоянные авантюры с дамами различного социального положения и возраста, чем он с удовольствием хвастался.

Санча снова рассмеялась и отняла руку, позволив флорентийцу подержать ее несколько мгновений. Прежде чем ответить, она лукаво оглядела его с головы до ног.

– Должна признать, что вы достаточно забавны, мой друг Никколо. Возможно, если бы вы были чуть выше ростом…

И она снова расхохоталась, наслаждаясь выражением лица флорентийца. Жоан, наблюдавший за этой сценой, решил наконец вмешаться и подошел к княгине, чтобы выразить ей свое почтение. Он ненавидел роль зануды, но посчитал, что его друг, который обычно вел себя исключительно благоразумно и дипломатично, на этот раз позволил себе чересчур много в отношении Санчи.

– С этой дамой у вас будут одни лишь проблемы, – предостерег он Никколо, когда княгиня зашла в большой зал, куда постепенно прибывали остальные синьоры. – Вы прекрасно знаете, что она замужем за Джоффре, сыном Папы.

– Ну да, и, тем не менее, Санча была и является любовницей двух других сыновей понтифика, – добавил флорентиец. – Сначала Цезаря Борджиа, а теперь и Хуана.

– Вот и еще одна причина, чтобы держаться от нее подальше. Не ищите проблем на свою голову. Она будет кокетничать с вами и не постесняется делать это публично, в присутствии свидетелей. Однако дальше она не пойдет. Ей нравятся ваша преданность и комплименты, но она высказалась достаточно ясно. Вы недостаточно богаты и знатны для нее.