Стратегия и тактика в военном искусстве - Генрих Антуан-Анри Жомини

Второй пример относится к 1813 году. Наполеон и вся его армия предполагали, что внутренняя Богемия (Чехия) будет очень гористой, в то время как в Европе мало более ровных земель, в чем убеждаешься после того, как преодолеваются окружающие Богемию невысокие горные хребты, на что почти везде требуется всего один дневной переход.

Все европейские офицеры придерживались того же ошибочного мнения в отношении Балкан и турецких сил внутри. Похоже, что в Константинополе были пущены слухи о том, что эти горы и прилегающие земли были почти непреодолимой преградой и залогом безопасности империи. Эту ошибку я, долго живший в Альпах, не разделял. Другие предрассудки, не менее глубоко укоренившиеся, заставляли верить в то, что народ, каждый представитель которого всегда вооружен, создаст грозное народное ополчение и будет защищаться до последнего. Опыт показал, что старые правила, согласно которым элита из янычар размещалась в пограничных городах на Дунае, делали жителей этих городов более воинственными, чем население внутренних районов. Действительно, планы реформ султана Махмуда потребовали слома старой системы и не было времени для того, чтобы заменить ее на новую, так что империя оказалась беззащитна. (Султан Махмуд II (1808–1839) в 1826 г. ликвидировал (поголовно истребив) янычарское войско, давно ставшее практически неуправляемым. – Ред.) Опыт постоянно говорил о том, что одной лишь большой массы вооруженных до зубов храбрецов недостаточно для того, чтобы создать хорошую армию и обеспечить национальную оборону.

Давайте вернемся к необходимости хорошего знания военной географии и статистики империи. Эти области научного знания изложены в договорах и еще будут развиваться. Ллойд, который написал о них эссе, в описании границ больших государств в Европе не был удачливым в своих аксиомах и предвидениях. Он видел преграды повсюду; он изображает неприступной австрийскую границу на реке Инн, между Тиролем и Пассау, где Наполеон и Моро совершали маневр и одерживали победы с армиями в сто пятьдесят тысяч солдат в 1800, 1805 и 1809 годах.

Но если эти области знания широко не изучаются, то в архивах европейских штабов обязательно должны быть многие документы, которые представляют ценность в качестве источника информации, по крайней мере для специальных штабных школ. В ожидании того времени, когда прилежный офицер, извлекающий пользу из этих опубликованных и неопубликованных документов, одарит Европу хорошей военной и стратегической географией, мы можем сказать спасибо огромному прогрессу в топографии за последние годы, частично восполнившему имеющиеся потребности превосходными картами, опубликованными во всех европейских странах в последние двадцать лет. В начале Французской революции топография была в зародыше: исключение составляла полутопографическая карта Кассини, и только карты Бакенберга достойны называться топографическими. Австрийская и прусская штабные школы, однако, были хорошими и пока что плодотворными. Карты, недавно опубликованные в Вене и Берлине, Мюнхене, Штутгарте и Париже, а также институтом Гердера в Фрайбурге, обещают будущим генералам огромные перспективы, доступные их предшественникам.

Военная статистика не более известна, чем география. У нас есть лишь неопределенные и поверхностные заявления, из которых строятся догадки о боевом составе армий и флотов, а также доходы, которые, как предполагается, получены государством, – все это далеко не те знания, которые необходимы для планирования операций. Наша цель состоит не в том, чтобы подробно обсуждать эти важные предметы, а в том, чтобы указать на них как на обусловливающие успех в военных предприятиях.

Поскольку накал страстей народа сам по себе всегда является сильным противником, как военачальнику, так и его правительству следует приложить все усилия к тому, чтобы склонить его на свою сторону. Нам нечего добавить к тому, что уже было сказано по этому вопросу под заголовком о национальных войнах.

С другой стороны, генералу следует сделать все для того, чтобы зарядить энергией своих солдат и передать им тот же энтузиазм, который он пытается подавить у своих противников. Все армии в равной степени восприимчивы к этому духу, различны только мотивы и средства совершения действий, в зависимости от национального характера. Военное ораторское искусство является одним из средств и стало предметом многих научных трудов. Воззвания Наполеона и Паскевича, обращение древних полководцев, а также Суворова к своим солдатам являются образцовыми, хотя и разными. Красноречие испанской хунты и чудеса Мадонны дель Пилар (знаменитый храм в Сарагосе. – Ред.) вели к одним и тем же результатам, но совершенно разными средствами. В целом благое дело и военачальник, который вселяет уверенность предыдущим успехом, являются мощным средством одушевления армии и ведут к победе. Некоторые спорят о преимуществах такого энтузиазма и предпочитают невозмутимую хладнокровность в битве. У обеих сторон есть очевидные преимущества и недостатки. Энтузиазм побуждает к выполнению великих дел; трудность состоит в том, чтобы поддерживать его постоянно, и, если боевой дух упадет, это легко приведет к беспорядку.

В зависимости от того, в большей или меньшей степени проявляют активность и смелость командующие армиями, это становится фактором успеха или неудачи, которые не подчиняются правилам. Правительство и командующий должны выявить ценные качества, присущие именно их войскам, – качества, которые проявляются иначе, чем те, которыми отличается противник. Так, русскому генералу, командующему самыми хорошо организованными войсками в Европе, нет необходимости предпринимать что-либо особенное в отношении недисциплинированных и неорганизованных войск противника на открытой местности, каким бы храбрым ни был каждый из солдат неприятеля в отдельности[1]. Согласованность в действиях придает силу; порядок дает эту согласованность, а дисциплина обеспечивает порядок, а без дисциплины и порядка невозможно добиться успеха. Русский генерал не был бы таким смелым перед европейскими войсками, если бы у них была такая же выучка и такая же дисциплина, как у русских солдат. Наконец, командующий может попытаться выбрать себе противника. Но здесь надо как следует подумать.

Одно дело, когда перед тобой Макк, и совсем другое, когда – Наполеон. Действия правительства в отношении контроля над армиями влияют на смелость ведения боевых операций. Военачальник, чей гений и умение связаны придворным советом за пятьсот миль от него, не может сравниться с тем, кто имеет свободу действий.

Что касается превосходства в полководческом мастерстве, то оно является одним из залогов победы при прочих равных условиях. Верно, что великие полководцы бывают часто биты менее прославленными, но из исключения не выводится правило. Неправильно понятый приказ, непредвиденное обстоятельство могут дать противнику все шансы на успех, которые опытный генерал подготовил для себя своими маневрами. Но этих рисков невозможно ни предугадать, ни избежать. Справедливо ли на этом основании отрицать влияние науки и принципов при обычных обстоятельствах? Подобный риск даже доказывает триумф незыблемых принципов, потому что происходит так, что они, эти принципы, применяются армией, против которой предполагалось их применить, и это является причиной ее успеха. Но, допуская эту истину, могут сказать, что это аргумент против науки; это возражение недостаточно обоснованно, потому что наука побеждать для полководца состоит в обеспечении его стороны всеми шансами на победу, которые только можно предвидеть, и, конечно, не может охватить все прихоти судьбы. Даже если число сражений, которые сопутствуют умелым маневрам, не превышает их число в результате случайностей, это также не делает несостоятельным мое утверждение.