Космер: Тайная история - Брендон Сандерсон

втереться к престарелому арбитру в доверие. А затем, если повезет, и манипулировать им удастся.

День двенадцатый

Шай вдавила печать в столешницу.

Печать души оставляла осязаемый оттиск на любом материале. Шай повернула ее вполоборота. Краска не размазалась. Как-то один из наставников объяснил ей: происходит это потому, что печать соприкасается с душой предмета.

Шай приподняла печать над столом. На нем осталось яр-ко-красное рельефное изображение, как будто вырезанное искусным мастером. В тот же миг неказистый, неполированный кедровый стол преобразился в ладно скроенный, с тончайшей резьбой и серебряной инкрустацией на кромках столешницы и ножках. От безукоризненно гладкой, покрытой густым слоем лака поверхности отразился огонь стоявших перед поддельщицей свечей.

Только что читавший Гаотона выпрямился, а стоявший у двери Зу обеспокоенно дернулся.

– Что это? – требовательно спросил Гаотона.

Шай провела пальцами по крышке стола.

– От прежнего у меня были занозы, – сообщила она, удобнее усаживаясь на стуле.

Тот натужно заскрипел.

«Ты следующий», – решила поддельщица.

Гаотона, будто не веря, что перед ним не иллюзия, приблизился и прикоснулся к столу. Тот, разумеется, оказался настоящим.

– Драгоценное время на мебель потратила?

– Такая работа помогает мне думать.

– Делом занимайся, а не чепухой! – вознегодовал Гаотона. – Империя в опасности!

«Какая там империя, – подумала Шай. – Только ваше правление в ней».

Прошло уже одиннадцать дней, а ей никак не удавалось найти подход к Гаотоне. Не находилось ни одной зацепки.

– Я не покладая рук тружусь над вашей проблемой, – произнесла она. – И проблема эта, скажу я вам, вовсе не из легких.

– А столик заменить для тебя, напротив, легче легкого?

– Разумеется! – охотно подтвердила Шай. – Тут работы всего ничего – переписать историю стола так, будто бы за ним должным образом следили, а не бросили рассыхаться.

Гаотона, осматривая столик, присел на корточки.

– Но эта резьба, инкрустации… Ведь изначально их и в помине не было.

– Ну, я добавила незначительные детали от себя.

Признаться, Шай и сама пока не знала, полностью ли ей удалась трансформация. Не исключено, что через минуту-другую действие печати развеется, а стол опять станет прежним, неказистым. И все же она полагала, что весьма точно угадала прошлое предмета. В хрониках, которые она сейчас изучала, упоминалось, какие подарки откуда были привезены.

«Конкретно этот стол, – думалось ей, – наверняка доставили из далекого Свордана и подарили предшественнику Ашравана. Отношения со Сворданом затем порядком разладились, стол убрали с глаз долой и думать о нем позабыли».

– Я очень долго изучал древнее искусство, – проговорил Гаотона, по-прежнему рассматривая столик. – Но никак не пойму, к какому периоду он относится? К династии Виварэ?

– Нет.

– Это копия работ Шамрава?

– Нет.

– Тогда что же?

– Ничего, – раздраженно произнесла Шай. – Это совсем не копия, а все тот же стол, просто слегка улучшенный. В этом заключался один из основополагающих принципов создания хорошей подделки: был бы оригинал чуть лучше, и люди могли бы предпочесть фальшивку, потому что она превосходит подлинник.

Гаотона поднялся, и взгляд его был озадаченным.

«Он наверняка опять полагает, что мой талант растрачивается понапрасну», – подумала Шай раздосадованно и отодвинула от себя пачку бумаг, в которых со слов придворной челяди в деталях расписывалась жизнь императора. Эти бумаги принесли по просьбе Шай, поскольку ей нужна была неприглаженная правда, касавшаяся жизни императора, а не только сухие строчки из официальных летописей и хроник.

Гаотона вернулся к своему стулу.

– Честно говоря, в голове не укладывается, как можно считать преобразование стола пустячным делом. Я, конечно, догадываюсь, что трансформировать стол значительно проще, чем выполнить наше поручение, но все же и то и другое представляется мне непостижимым.

– Переделать душу человека непомерно сложнее, чем стол.

– Теоретически я, конечно, это понимаю. Но вот практически… В чем тут разница?

Шай пристально посмотрела на него.

«Похоже, он стремится побольше разузнать о том, чем я занимаюсь».

Он, разумеется, понимал, что она попытается сбежать. И оба старательно делали вид, что ни о чем подобном не догадываются.

– Ладно. – Шай встала и подошла к стене. – Поговорим о создании подделок. Стены камеры, в которой вы меня держали, сложены из сорока четырех пород камня. Все это только ради того, чтобы задержать меня на максимально возможное время. Чтобы сбежать, мне пришлось бы выяснить состав и происхождение каждого блока. А для чего?

– Для того, чтобы подделать стену. Это же понятно.

– Хорошо. Но зачем мне переписывать историю каждого отдельного блока? – спросила она. – Ведь можно заменить один блок или несколько, сделать между ними какой-нибудь туннель или лаз и просто удрать.

– Я… – Он нахмурился. – Признаюсь, ответа у меня нет.

Шай провела рукой по стене комнаты. Стена была покрашена, хотя за давностью лет краска во многих местах шелушилась, а кое-где свисала рваными лоскутами. Под пальцами отчетливо чувствовались отдельные блоки.

– Все в этом мире, Гаотона, пребывают в трех реальностях: Физической, Когнитивной и Духовной. Физическая – это то, что мы видим и осязаем. Когнитивная отражает то, как наш разум воспринимает объект и как объект воспринимается самим собой. В Духовной же реальности находится душа объекта, сама его сущность, а также все его связи с предметами и людьми, его окружающими.

– Да пойми ты наконец, – нетерпеливо произнес Гаотона, – меня не пронять языческими байками.

– Ну да, конечно, вы же служите солнцу, – с трудом подавив смешок, вымолвила Шай. – Ой, нет, восьмидесяти солнцам. И несмотря на то что все они как две капли воды похожи друг на друга, вы верите, что каждый день восходит новое… В любом случае вы попросили рассказать о моем искусстве и объяснить, почему воссоздать душу императора значительно сложнее, чем трансформировать стол. Идея реальностей играет здесь важную роль.

– Ну хорошо, хорошо. Продолжай.

– Итак. Если предмет существует как единое целое продолжительное время и воспринимается окружающими таковым тоже долгое время, то этот предмет и сам все сильнее и сильнее воспринимает себя единым целым. Возьмем, например, наш стол. Он состоит из некоторого количества различных деревянных частей. Но воспринимаем ли мы его как набор этих составных частей? Мы воспринимаем его как единое целое. Таким образом, чтобы подделать стол, мне нужно представить его целостным. Аналогичным образом обстоит дело и со стеной. Стена в моей камере существует уже давно, а потому ощущает себя единым целым. Возможно, отдельные блоки все еще воспринимают себя обособленно от стены, но, если бы я попыталась поработать с ними, мне бы непременно воспрепятствовала стена. Ведь сама она воспринимает себя уже как единое целое.

– Сама стена, – бесцветным голосом заговорил Гаотона, – воспринимает себя уже как единое…

– Вот именно.

– Ты говоришь так, будто стена наделена душой.

– Все вещи наделены душой, – уверенно заявила Шай. – Каждый объект как-то воспринимает себя. Ключевую роль играют связи и намерения. И именно поэтому, уважаемый господин арбитр, я не могу просто переписать личность вашего императора, оттиснуть на нем печать и на том покончить с делом. Например, в семи отчетах сказано, что любимый цвет императора – зеленый. А почему именно