Семейная хроника - Нина Осмоловская

Наконец Татьяна Николаевна поняла, что если она сейчас не уедет к себе в имение, то произойдет что-то страшное. Она спешно собрала вещи, и муж отвёз её в поместье, заранее предупредив управляющего, чтобы всё было готово к их приезду. Ольга тоже хотела ехать с матерью, но Татьяна Николаевна категорически отказалась, убедив дочь, что она должна быть рядом с молодым мужем. Труднее всего женщине было прощаться с Борисом. Она обняла его, вдохнув в последний раз до боли знакомый запах, пытаясь сохранить воспоминание о нём на все грядущие дни.

Всё шло своим чередом. В Ольгиной жизни ничего не изменилось. Артём Сергеевич много работал, а вечерами, скучая без жены, всё чаще наведывался к дочери. Борис тоже погрузился в работу, но каждый день ловил себя на мысли, что очень скучает без Татьяны Николаевны. Ему не хватало её восторженности, без неё он чувствовал себя как обиженный ребёнок, которым только что все восхищались, а через мгновение забыли. Он вдруг почувствовал в себе непреодолимую потребность видеть Татьяну Николаевну, видеть немедленно, говорить с ней.

Он решил ехать в имение. Оставалось только придумать под каким предлогом. Ольге он сказал, что едет по делам в усадьбу отца, благо что они находились рядом. Ольга обрадовалась и просила навестить мать. Она написала подробное письмо о своей жизни, о том, как скучает Артём Сергеевич, и отправила мужа.

Борис ехал по лесной дороге на санях, путь был неблизкий. Ямщик уговаривал выехать рано утром следующего дня, но Борис уже не мог ждать, неведомая сила влекла его.

Стемнело рано, где-то вдали выли волки, и от их воя становилось жутко и тяжело на душе. Подъезжали к имению они уже в полной темноте. В доме было тихо, только в гостиной горел свет.

Борис нетерпеливо позвонил. Татьяна Николаевна, услышав звонок, сама поспешила открыть, сердце её бешено колотилось, казалось, что должно произойти что-то неожиданное и радостное. Она увидела Бориса, бросилась ему на шею и завизжала от восторга, как в детстве, когда очень сильно чему-то радовалась. Борис тоже был рад, они стояли, тесно прижавшись друг к другу.

Горничная узнала Бориса, она с удивлением смотрела на господ. Всё выглядело так, будто это не тёща встречала любимого зятя, а молодая девушка после долгой разлуки увиделась с возлюбленным.

Наконец Татьяна Николаевна дала возможность Борису раздеться и повела его в столовую. Она быстро распорядилась, чтобы организовали ужин и принесли самое лучшее на стол.

Через несколько минут всё было готово. Гостя угощали соленьями, маринадами и разными наливками. У Бориса кружилась голова и от долгой дороги, и от выпитого, а главное, от близости Татьяны Николаевны. Она была необыкновенно хороша в тот вечер. Щёки раскраснелись, глаза горели, с губ не сходила счастливая улыбка. Она слушала Бориса и ничего не могла понять. Голова не просто кружилась, она вихрем летела в немыслимом хороводе чувств.

Борис долго и подробно рассказывал о новостях, отдал Татьяне письмо дочери и мужа, но она даже не взглянула на него, боясь упустить хотя бы миг из разговора с любимым. Борис снова купался в этом море чувств, ощущая свою власть над этой женщиной.

Было уже поздно, когда Татьяна Николаевна спохватилась, что, должно быть, Борис устал и хочет отдохнуть. Она велела постелить ему в комнате для гостей, на втором этаже, где находилась и её спальня. Прислуга спала на первом, поэтому никто не мог им помешать.

Борис знал расположение комнат, и, как только внизу затихли все шорохи и звуки, он, взяв лампу, тихо отправился в комнату Татьяны Николаевны. Дверь была не заперта. Она ждала его, боясь и одновременно желая этого. Женщина стояла посредине своей спальни в тонкой белой рубахе до пят и вся дрожала, хотя было тепло. Он приблизился к ней и погасил лампу. Теперь только яркая луна освещала их фигуры. «Не надо, – тихо прошептала Татьяна Николаевна. – Не надо, не делай этого, мы не простим себе никогда». Он прижал палец к её губам и, нежно обняв, стал покрывать лицо, грудь, руки торопливыми поцелуями. Татьяна Николаевна перестала противиться этому большому, сильному и теперь самому близкому для неё человеку.

Они проснулись поздно. Татьяна Николаевна лежала в постели и разглядывала Бориса. У него был вид маленького обиженного мальчика, он о чём-то досадливо говорил во сне. В женщине боролись два противоречивых чувства, как будто внутри спорили два разных человека. Один говорил: «Ну, теперь тебе жариться в аду, ты обманула и мужа и дочь, это страшный грех», на что второй резонно отвечал: «Зато ты никогда в жизни не испытывала подобного наслаждения и теперь будешь вспоминать об этом до конца дней». Победил второй голос. Татьяна Николаевна решила прожить отпущенные ей мгновения счастья, а там будь что будет.

Борис проснулся, удивлённо огляделся по сторонам, не сразу поняв, где он и что с ним. Он вспомнил минувшую ночь, сумасшедшую ночь любви, когда невольно сравнивал мать и дочь в моменты страсти, и сравнение шло явно не в пользу дочери.

Обедали поздно, около пяти часов, вновь всё было красиво и празднично. После обеда Татьяна Николаевна и Борис вышли в сад. Деревья стояли, запорошенные снегом. Влюбленные гуляли по липовой аллее, а вековые деревья под порывами ветра сбрасывали на них снег, и казалось, будто это свадебный хоровод снежинок.

Татьяна Николаевна говорила, что они просто сумасшедшие, но она никогда не забудет этих чудесных дней, завтра её именины – двенадцатого января – Татьянин день и она не представляет более дорогого подарка, чем тот, что сделал ей Борис своим приездом. Она была такая хорошенькая и молодая в своей шубке и капоре, что он обнял её и сказал: «Я хочу продолжения праздника, пойдем скорее наверх».

Там всё безумие прошедшей ночи повторилось с удвоенной силой. Иногда Татьяне Николаевне казалось, что она сейчас лишится чувств, но Борис был неотразим в своем искусстве любви. Время будто остановилось, казалось, что они вот так будут жить до самой смерти в тихой усадьбе, растворившись в этом новом чувстве, как будто вся их предыдущая жизнь была лишь подготовкой к этой невероятной встрече.

Утром следующего дня Борис вспомнил, что по плану должен был ехать ещё в усадьбу к отцу, потому как там надо тоже обязательно появиться, да и вообще ему уже пора возвращаться в город, к жене. Татьяна Николаевна заплакала, как девочка, она понимала, что больше у них никогда не будет таких отношений. Теперь она должна всю оставшуюся жизнь вымаливать прощения за эти безумные ночи любви, подаренные ей судьбой!

Борис тоже испытывал чувство вины перед женой, терзался угрызениями совести, но, как любой мужчина, легко уговорил себя, что ничего страшного не произошло, в конце концов, у Татьяны Николаевны есть любящий муж, который ни о чем не догадывается, а у него есть любимая жена, и она с нетерпением ждёт его дома. А это всего лишь миг в его судьбе. Он также отчётливо понимал, что сильные чувства, как бабочка, летящая на свет, быстро сгорают, и он, вернувшись домой, скорее всего, забудет это милое приключение.

Татьяна Николаевна решила проводить Бориса до станции. В санях они сидели рядом, тесно прижавшись, накрытые тёплыми шубами, заботливо взятыми Татьяной Николаевной. Оба понимали, что это конец их любви, она исчерпала себя, они выпили этот бокал страсти до дна, и оба были рады, что всё обошлось без каких-то драматических событий. Борис уже думал о работе. Татьяна Николаевна тоже понимала, что их отношения не могут иметь продолжения. Её волновало только одно – как бы управляющий или кто-нибудь из прислуги не рассказал лишнее Артёму Сергеевичу, но до лета было далеко, а сейчас она может собраться и уехать, не дожидаясь приезда мужа.