Великолепный век - Пола Льюис

Женщина обернулась.

Его глаза были холодны, а лицо так неподвижно, будто высечено из гранита. Она испугалась.

— Прошу прощения.

Глория совершенно точно услышала в его голосе насмешливые нотки.

— Разве ты не помнишь? — поддразнил он. — Или, может быть, мне напомнить?

Изумленная и смущенная, Глория стояла не шелохнувшись. Джеф посмотрел на нее сверкающими, словно драгоценные камни, глазами. Его рот изогнулся в жестокой улыбке.

— Так напомнить тебе, Глория? — спросил он.

Она не успела ответить, как его голова склонилась, и губы приблизились к ее губам.

Ох, это сладкое стремительное движение его рта, мгновенно вызывающее в ней не менее страстный отклик. Его язык начал исследовать контур ее губ, как будто вспоминая их вкус, и она что было сил ухватилась за широкие сильные плечи, боясь, что иначе упадет на колени.

Джеф перестал целовать ее так же внезапно, как начал. Они стояли друг против друга, и единственное, что, казалось, было слышно, это биение их сердец. Первым переведя дыхание, Джеф отступил на шаг и насмешливо посмотрел на нее.

— Все та же Глория, — с невинным видом начал он. — Стоит сделать правильный ход и воспользоваться им, как ее охватывает безумный любовный пыл. Напомнить вам о лифте, — продолжал поддразнивать он, — или, может быть, вы хотели бы услышать что-то более интересное?

Глаза Джефа медленно бродили по ее фигуре, задерживаясь на контурах груди.

— Пробуждение могло бы быть таким хорошим, вы не думаете?

Глория хотела бы, чтобы он снова поцеловал ее, вот только его холодное, неулыбающееся лицо… А эти намеренно оскорбительные слова? Если бы любой другой мужчина вел себя так, она ударила бы его. Но не Джефа.

Но почему он так сердит? Уж не потому ли, что она задела мужскую гордость, ускользнув от него тем утром? Очевидно, так и есть. Он из тех мужчин, которым нравится уходить первыми. Возможно, ему хотелось, чтобы она сопровождала его тогда в аэропорт, возбужденная и румяная после сорока восьми часов страстной любви, и стояла в ожидании отправления самолета, теребя платок в дрожащей руке и наблюдая, как он уходит из ее жизни.

Рот женщины сжался в линию, когда она вспомнила его предательство.

— Выйдите, — сказала она, и Джеф засмеялся.

— Выйти? — мягко спросил он. — О нет, Глория. Мы должны поговорить.

Глория попыталась восстановить хоть какую-то долю власти над ним.

— Зовите меня миссис Коннел, — огрызнулась она. — Глория умерла для вас навсегда. Она была слишком мягкой, слишком доверчивой и уязвимой.

Джеф покачал головой.

— Я могу называть вас как угодно, но для меня вы всегда будете Глория. Страстная Глория, сладкая и спетая как персик. — Его голос понизился и стал намеренно вызывающим. — Плод, который только и ждет, чтобы его взяли.

Глория задрожала, вопреки ожиданию.

— Джеф, пожалуйста…

— Ах! Так вы помните…

— Конечно, помню.

— Очень хорошо. В какой-то момент я уж было подумал, что слишком высоко пенил себя все эти годы.

Краска прилила к ее щекам. Стало тошно оттого, что этот мужчина заставил подумать о женщинах, которых он, должно быть, имел до нее. И после нее. Следовало бы уйти, она достаточно унизила себя перед ним однажды.

— Мне нужно идти, — выдавила она, но Джеф покачал головой.

— О нет, — сказал он неумолимо. — Мы обязательно должны поговорить.

Глория подумала о Брайане, ждущем ее дома, и не на шутку разволновалась.

— Но я не могу!

— Почему?

Конечно, она не могла сказать причину и поэтому колебалась.

— У вас свидание?

Она воспользовалась моментом.

— Да.

— Тогда отмените его.

Он говорил с высокомерной уверенностью мужчины, который знал, что женщина отменит любую встречу без колебаний ради того, чтобы побыть с ним.

— У меня не только свидание.

— Так что еще? Может быть, ребенок?

Сердце Глории остановилось. Она почувствовала что-то неладное. Какой-то инстинкт подсказывал ей: нужно сказать правду.

— Да, ребенок. А как вы догадались?

Джеф пожал плечами.

— Это нетрудно. Алан мимоходом упомянул его в разговоре.

Проклятый Алан! Черт его возьми! Впрочем, слава богу, что он узнал о Брайане именно таким способом. А если бы увидел мальчишку?

Глория вежливо улыбнулась.

— Теперь вы, надеюсь, понимаете, почему я не могу пообедать с вами?

Он беззаботно пожал плечами.

— Нет проблем. Поедем к тебе домой. Мне будет интересно посмотреть на твоего ребенка, Глория.

— Это исключено, — ответила она слишком быстро, но, увидев его лицо, продолжила: — Я имею в виду, что стараюсь не приводить своих друзей в дом… когда он спит.

Она увидела, как его рот сочувственно скривился, и хотя было больно прибегать к таким уловкам, нужно было лгать до конца.

— Брайан спит очень чутко, — заговорщически сообщила она. — Малейший шум может разбудить сына.

Негодование на лице Джефа было настолько явным, что Глория действительно подумала, что он сейчас уйдет, но тут же увидела его пристальный взгляд, задержавшийся на ее груди, просвечивающей сквозь тонкую белую шелковую блузку.

— Бедный ребенок, — пробормотал он на одном дыхании. — Но почему не завести няню? — Голос звучал уже властно. — Кто присматривает за ним сейчас?

Мысль остановить этот допрос не пришла ей в голову: она слишком боялась репутации этого борца за права детей.

— Кто присматривает за ним? — настойчиво повторил Джеф, в то время как она молчаливо продолжала смотреть на него.

— У меня живет экономка. Она присматривает за Брайаном, когда я работаю.

— Так позвони ей. Скажи, что вернешься поздно. Договорились? — спросил он уже с ленивой улыбкой.

Несмотря на то, что она испытывала такое же сильное желание, которое прочитала и в его глазах, Глория не хотела уступать. Но затем стала понятна его решимость настаивать до тех пор, пока мужские любопытство и прихоть не будут удовлетворены. Не проще ли сейчас же уйти?

Джеф, очевидно, не одобрял людей, к которым, как ему казалось, принадлежит Глория. Может быть, она и сама заставила его не одобрять ее. Тем лучше — их вечер не перейдет в разряд регулярных встреч. Почему бы не покончить со всем этим?

Женщина холодно посмотрела на него.

— Только пообедать.

Он мрачно улыбнулся, как будто был не рад победе.