Первый человек - Ксавье-Мари Бонно

— Я рада видеть, что ты вышел из тяжелого состояния. Врач говорит: ты понимаешь то, что тебе говорят.

Фортен закрыл и снова открыл глаза.

— Как ты себя чувствуешь?

Он два раза моргнул глазами, потом перевел взгляд на де Пальму.

— Это полицейский, он пришел со мной.

Во взгляде Фортена отразилась тревога. Он моргнул несколько раз; движения век были быстрые и резкие.

— Не согласишься ли ты ответить на наши вопросы, Реми? Нам бы очень хотелось понять, что произошло. Если ты согласен, моргни два раза, если нет — три раза.

Веки опустились два раза. Полина повернулась к де Пальме.

— Здравствуйте, Реми. Я Мишель де Пальма, майор из бригады уголовной полиции. Я здесь неофициально. Полина думает — и я с ней согласен, — что несчастье, случившееся с вами, имело не ту причину, которую можно предположить, то есть произошло не оттого, что такое погружение опасно. Ошибаемся мы или нет?

Фортен моргнул три раза.

— Несчастный случай произошел после того, как вы оказались у входа в пещеру?

Больной подтвердил это.

— Вы сами перерезали «нить Ариадны»?

Фортен ответил не сразу. По его глазам было видно, что в его уме кружатся какие-то воспоминания. Наконец он опустил веки два раза.

— Почему? Что-то тянуло вас назад?

Фортен ответил «да».

— Вы видели это «что-то»?

«Нет», — ответил он.

— Вы не думаете, что трос мог зацепиться за скалу и удерживать вас?

Фортен без колебаний снова ответил «нет».

— Вы боролись с кем-нибудь?

На глазах Фортена выступили слезы. Его взгляд словно сверлил потолок.

— Вы боролись против кого-то или чего-то?

Веки Фортена опустились два раза, потом кожа на его лице напряглась и задрожала. Вмешался заведующий отделением:

— Пора закончить беседу, он еще слишком слаб.

— Когда мы сможем вернуться? — спросила Полина. — Нам нужно задать ему крайне важные вопросы и показать фотографии.

Лицо врача стало суровым.

— Если вопросы такие же, как эти, то не раньше чем через неделю. Стресс может быть очень опасен для него в его теперешнем состоянии.

— Понятно.

Когда они вышли в коридор, де Пальма отвел врача в сторону.

— Были у него на теле следы ударов? Синяки, например?

— Нет, ничего такого не было. Но он был одет в костюм ныряльщика, причем зимний, то есть толстый, который мог смягчить удары.

По коридору прошла медсестра. Она вошла в палату Фортена, там погас свет, затем она вышла.

— Ничего больше я не могу вам сказать, Выходя из больницы Ля-Тимон, Полина остановилась и постояла несколько секунд, полной грудью вдыхая холодный воздух.

— Он лишь подтвердил то, чего я боялась, — сказала она.

— Я озадачен, — признался де Пальма. — Фортен потерял нож — это говорит в пользу того предположения, что он боролся. Но с кем он мог бороться? Кто-то ждал его у входа в пещеру?

— Возможно! — ответила Полина.

«Может быть, это кто-то из вашей команды», — подумал де Пальма и спросил:

— Пещера охраняется по ночам?

— В принципе да.

— Что значит «в принципе»?

— Охрана есть, но не всегда. У нас нет возможности все время стеречь вход или обратиться в охранную службу.

— Сегодня вечером, например, вход охраняют?

— Сегодня нет: из-за этого несчастного случая у нас все вверх дном. Но завтра он снова будет под охраной.

— Кто обычно этим занимается?

— Реми.

Полина взглянула вверх, на свет в окнах верхних этажей, и добавила:

— Это было у него настоящей страстью. Он ночевал на командном пункте, а иногда даже в пещере.

Де Пальма жил в двух шагах от клиники Ля-Тимон. Расставшись с Полиной, он залез в свою «Джульетту» и поехал обратно по длинному, окутанному темнотой бульвару, вдоль кладбища Сен-Пьер — самого большого некрополя в Марселе. Его квартира находилась в квартале Ла-Капелет, в домовладении «Поль Верлен». В этом домовладении были: парковка для автомобилей, несколько приморских сосен и иудейских деревьев[13]и три кубических бетонных здания, поставленные посреди сада, который когда-то принадлежал существовавшему здесь раньше монастырю Сестер Видения. Улицы Ла-Капелет носили имена коммунистов, бойцов Сопротивления, депортированных или убитых немецкими оккупантами: когда-то коммунистическая партия была могучей силой в этом квартале бедноты. Но после того, как завод по производству игральных карт, мастерские по изготовлению пробковых шлемов и сталелитейные заводы уехали отсюда, коммунистов здесь почти не осталось. Последние пролетарии, оставшиеся в квартале, по политическим взглядам были скорее фашистами.

Де Пальма родился в Ла-Капелет и был уверен, что никогда не уедет жить в другое место. Его удерживала здесь не любовь и не верность, а грусть о прошлом.

Он выполнил отработанный до мелочей ритуал: открыл дверь своей квартиры, положил пистолет на круглый столик рядом с телефоном и недоставленной почтой и перешел в гостиную: ритуал завершился музыкой. Полицейский вставив в дисковод диск с записями Жоржа Тиля. Время оставило царапины на сладковатом голосе знаменитого тенора.

— У тебе нет ничего поновей? — крикнула из кухни Ева.

Де Пальма поднял к небу взгляд, полный отчаяния. С тех пор как он стал жить с Евой, ему разрешалось уделять ностальгии так мало минут.

— Это был величайший из французских певцов! Никто никогда не пел Вертера так, как он! Послушай эту фразу!

На пороге появилась Ева. Она была без косметики на лице, что с ней случалось редко.

— По-моему, его очень высоко ценил мой прадедушка. И ты тоже! Увы!

Де Пальма обезоружил ее улыбкой, а потом пропел под музыку:

Зачем меня ты будишь, весенний ветерок?

Завтра путник пройдет по долине,

Вспоминая о моей прежней славе.

Ева вернулась в кухню. Де Пальма пошел за ней и сказал:

— На днях мы сходим послушать «Вертера». Это очень романтичная вещь, и она тебе понравится.

— Для меня немного старовато, — возразила Ева.

Де Пальма прошептал ей на ухо: