Сын Грома, или Тени Голгофы - Андрей Зверинцев

– А раввуни Гиллеля кто научил?

– Он вычитал это из книг Моисея.

– А Моисей откуда узнал эту истину?

– Его Бог просветил.

Иаков хотел было спросить о том, кто просветил Бога, но язык у него не повернулся, и он долго кашлял, пока наконец снова не обрел дар речи.

– Выходит, ты не зря к равви Ахаву ходил?

– Не зря.

– Но тогда перестань надо мной смеяться и скажи наконец, в чем соль Закона Моисеева.

– Ладно, Иаков, слушай! – И Иоанн поведал ему притчу, которую рассказал ему старый книжник

Ахав. – Однажды к учителю Шаммаю пришел из далеких Афин любопытный эллин с лукавым взглядом и пообещал тут же принять обрезание и стать иудеем, если учитель научит его всему Закону, стоя на одной ноге.

Читатель должен понимать: афиняне тогда еще не знали истинного Бога и были большие спорщики, мудрецы и эротоманы. И любители потешаться над обрезанными. Учитель хотел его прогнать, но передумал. Удружу-ка я коллеге Гиллелю, решил он. А почему – нет?

«О, чужестранец! – сказал учитель Шаммай. – Только один человек в Иудее может выполнить твою удивительную просьбу. Ступай к раввуни Гиллелю».

Гиллель был мудрее Шаммая. Отвернув лицо, он посмеялся над глупостью язычника, однако тут же встал на одну ногу и изрек: «Не делай ближнему твоему того, чего не хочешь себе. В этом весь Закон. Все остальное – толкование. Иди и исполняй».

– Не делай ближнему твоему того, чего не хочешь себе, – повторил Иаков. – И все?

– Все, – подтвердил Иоанн.

– Так просто… А почему книжники в Иерусалиме так пыжатся, будто их распирает тысяча мыслей.

– Потому что не знают смысла. Они только все растолковывают. У Бога – смысл. А у книжников – объяснения. И у каждого книжника на свой лад. Поэтому и трудно постичь Закон.

– А ты, брат, я вижу, не на шутку ударился в эту науку.

– Рав считает, что мне знак был.

– Это ты о том сне?

– Да, о том сне.

– А мне сны не снятся. А если снятся, то я утром их забываю.

– Когда придет пророческий сон, его не забудешь…

Делясь с братом своими тайнами, Иоанн умолчал лишь о том, что произнес старый Ахав, когда впервые увидел Иоанна. А произнес он, как, наверное, еще не забыл любезный читатель, что из сего отрока выйдет либо царь, либо пророк. Иоанн не сказал об этом, потому что знал своего самолюбивого брата и понимал, как больно это может задеть его.

Путь был неблизким. Братья шли не один день. Они шли по вязкой сухой земле, по выжженной солнцем равнине, спускались в зеленые благоухающие, полные дивных цветов долины, прыгали с камня на камень, перебираясь через наполненные брызгами и белой клубящейся пеной водопады, опять шли в складках между поросшими могучими кедрами холмами. Шли, сливаясь с толпами старых и молодых иудеев, печальных и веселых, мудрых и отупевших от долгой многотрудной жизни, шли среди самарян, греков, иудеев; мужчин, женщин, детей – всех стремившихся послушать пророчествующего на Иордане. Они вникали в разговоры старцев о приходе Мессии; покидали одну толпу, сливались с новой, слушали, вступали в разговоры, заражаясь одержимостью торопящихся к Иордану людей, и, наконец, добрались до селения Вифавары, где крестил Иоанн.

Отстав от кинувшихся к воде обезумевших от напряженного многодневного ожидания чуда, измученных дорогой людей, братья неторопливо стали пробираться через заросли к воде. Продравшись сквозь кусты к быстрому прозрачному потоку, они увидели на пологом восточном берегу Иордана множество голых людей. Часть из них стояла в воде и слушала высокого худого человека в темной власянице из верблюжьего волоса. Человек тот, видимо, стоял на камне, возвышаясь над людьми, как пастырь над своим стадом.

Иоанн подивился множеству необрезанных мужчин в толпе и с непонятным волнением засмотрелся на голых женщин, зябко ежившихся в холодной иорданской воде. Глаза юноши разбегались, а душа радовалась, созерцая эту впервые увиденную им красоту нагого женского тела. Он незаметно взглянул на Иакова. Брат тоже смотрел на женщин во все глаза. Были среди них и пожилые, с отвислыми, дряблыми животами, иссохшими грудями и тяжелыми ягодицами, но и они были по-своему прекрасны и не портили удивительной картины, неожиданно открывшейся двум аскетично воспитанным, с детства привыкшим к труду в поте лица молодым рыбакам. Иоанн понял, что жен-ское тело красивее и пластичнее мужского. Женщины были прекрасны, как те костяные богини, которых он видел, когда возил с отцом свой улов в Иродову Тивериаду. Но отец запрещал ему брать тех идолов в руки. А тут от этих идолов рябило в глазах. Иоанну вдруг стало трудно дышать… Он прикоснулся пальцем правой руки к левому запястью и с радостью ощутил, как бьется указанная ему Ахавом жилка. Значит, Бог не покинул его и не наказывает его за то, что он так долго с волнением смотрит на голых женщин. Бог прощает глупость и юное неведение его.

Первым пришел в себя Иаков.

– Смотри, сколько необрезанных, – с возмущением сказал он Иоанну. – Зачем они пришли к нашему иудейскому пророку? Закон запрещает с ними общаться.

– Да, странно, что он их не гонит. Но это не просто так: пророк выполняет волю Бога.

– А ты узнаёшь его? Это тот, которого ты видел во сне? – спросил Иаков брата. Он, хоть и считал себя много опытнее и умнее младшего брата, понимал, что здесь, на Иордане, он должен уступить свое первенство и довериться Иоанну, видевшему пророческие сны и умевшему читать и понимать Писание.

– Не знаю, – сказал с сомнением Иоанн. – Я не вижу его глаза. Надо подойти ближе.

– А креститься будем? – спросил Иаков.

– Послушаем сначала, что он скажет.

Креститель говорил народу:

– Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное…

Ибо он тот, о котором сказал пророк Исайя: «глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему …»

Я крещу вас водою, но идет Сильнейший меня, у Которого я недостоин развязать ремень обуви; Он будет крестить вас Духом Святым и огнем.

Лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Свое и соберет пшеницу в житницу Свою, а солому сожжет огнем неугасимым.

– Так это Он? Узнаешь Его? – теребил брата Иаков.

– Похож. Только этот кажется ростом больше, и в глазах у него огонь. И больно зол… Слышал, как он ругал фарисеев порождениями ехидны? А у того в глазах были мир и грусть.

– Тогда, я думаю, это о Том, Кого ты видел, он говорит: «Идет Сильнейший меня, у которого я недостоин развязать ремень обуви». Вот кто, наверное, Мессия? – предположил Иаков.

– Ты прав, брат. Я тоже так подумал… Но давай разденемся и войдем в воду, поближе к этому пастырю, – предложил Иоанн.

Братья сбросили свои одежды, ступили в холодную быструю воду Иордана и подошли к крестившему людей Иоанну.