Абсолютное зло - Елена Макарова

Я провела ладонью по лакированному дереву пианино, опустилась на табуретку и подняла недавно закрытую крышку. Осторожно скользнула по черно-белым клавишам, извлекая пронзительные звуки.

В отличие от того же Бенда, Ника или Кира, я не могла похвастаться искусной игрой на музыкальных инструментах – не хватало таланта.

Собственные пальцы казались мне лишенными тонкости и изящества – такие не способны рождать завораживающие миллионы людей мелодии. Невольно возник образ Дана: он был способен играть именно так. С содроганием подумала, какое применение он нашел своим талантам. От этих мыслей я запнулась, и мелодия оборвалась.

Не хотела думать о Дане, вспоминать каким увидела его вчера. Собралась с силами и снова начала играть «Reprendo Mai Piu». Не самая подходящая композиция – сегодня я слишком уязвима. Как бы ни храбрилась, ни старалась сохранять невозмутимость, но встреча с Даном стала для меня болезненным ударом, настоящим испытанием для моей психики. Но нет ничего лучше, чем облегчить душу через песню.

Я пела и, казалось, с каждой нотой улетучивались страх и растерянность, принося умиротворение. В какой-то момент закрыла глаза, отрешаясь от мира.

Последние аккорды стихли. Наступила тишина, но я все еще оставалась погруженной в песню, отчаянно не желая возвращаться в реальность. Дымку отчужденности развеял скрип.

Обернувшись, в дверях я увидела Бенда.

– Не думал, что ты сегодня придешь, – заявил он вместо обычного приветствия.

– И тебе привет, – указала на невежливость парня. – Не вижу причин этого не делать.

Бенд и сейчас не стал утруждать себя условностями и смотрел на меня озадаченно:

– После вчерашнего…

Теперь каждый считает своим долгом пожалеть «бедняжку Машу»? Стоит позволить лишь раз посмотреть на себя с подобным сочувствием, как последует дружеское подбадривание, а потом и похлопывание по спине, и вечный статус жертвы, и клеймо «та самая». Раз и навсегда хотела дать понять, что не нуждаюсь в жалости.

– Ничего особенного не произошло, я в полном порядке.

Конечно, он мне не поверил – хорошо знал меня, но к моему облегчению, не стал развивать эту тему.

Окинул взглядом пианино:

– Составить тебе компанию?

– В другой раз, – сразу отказалась и сделала вид, что сосредоточенно изучаю нотную тетрадь.

Мы оба молчали. Я бездумно пялилась на ноты, изредка бросая взгляд на носы его массивных ботинок, и дожидаясь, когда тот, наконец, оставит меня. Тишину разорвали басы безумной рок-композиции, и листы тетради чуть дрогнули в моих руках. Бенд обыскивал карманы в поисках телефона, видимо не помня, где тот находится.

– Это Кир, – прочистив горло, объявил. – Сегодня у нас репетиция, – оторвал взгляд от экрана.

В отличие от друзей, он никогда не давил на меня с предложением стать солисткой в их группе. Была ли подобная деликатность частью воспитания или его просто не волновало, соглашусь я или нет?

– Хочешь, мы заглянем к тебе в гости вечером? – вопрос прозвучал несколько виновато, словно музыканту совестно, что все, в частности он сам, продолжают нормальную жизнь, тогда как моя теперь омрачена «страшной трагедией».

– Не волнуйся, я не буду сегодня в одиночестве: Ира будет весь вечер дома. – И в очередной раз напомнила: – Всё в порядке.

– Точно? – все еще колебался.

Его твердая уверенность, что я несчастна и нуждаюсь в поддержке, уже начинала раздражать.

– Я не тяжело больная и не умирающая, – резко произнесла. – Не надо нянчиться со мной.

Грубость возымела на парня должный эффект.

– Понял, – отступил, сдаваясь моему дурному настроению, – тебя надо оставить в покое. Увидимся, – и скоро исчез за дверью.

Еще какое-то время из коридора доносились тяжелые шаги, становясь все тише.

В одиночестве в просторном зале, я особенно остро ощутила вину. Зачем обижаю людей, что хотят позаботится обо мне? Надо будет непременно извиниться перед другом.

Старая дверь снова застонала, приоткрываясь, и по паркету зазвучали уже мягкие осторожные шаги. Решила, что Бенд вернулся, и не стала тянуть с извинениями.

– Прости, я была грубой, – начала, поднимаясь из-за пианино, но встретившись глазами с посетителем, почувствовала, как в теле зарождается дрожь.

В дверном проеме стоял Дан. Мысли в голове метались, как сумасшедшие, тогда как я стояла неподвижно: убежать? закричать? остаться?

Боже мой, зачем?

Я рванула к столу в углу зала, где лежала моя сумка с телефоном. Мне было все равно, кому звонить: полиция, скорая, пожарные. Наученная горьким опытом, я больше не хотела оставаться с Даном наедине. От осознания того, что мечтаю сбежать от человека, которого некогда любила, стало горько.

Но я даже не успела набрать ни одной цифры, как Дан, возникнув у меня за спиной, выхватил телефон и швырнул в сторону. Тот с глухим ударом разлетелся по полу на части.

Сделала глубокий вдох, чтобы закричать, как огромная ладонь легла на мое лицо, преграждая путь воздуху. Боялась, что задохнусь, и отчаянно пыталась вырваться, но мою талию, как змея, обвила крепкая рука и сжала, словно в тисках.

Я кричала – получались лишь едва слышные стоны, сопротивлялась – Дан только сильней прижимал меня к себе. Все мое тело было словно скованно, и лишь взгляд метался из стороны в сторону, ища любую надежду на спасение. В этих безуспешных попытках глаза остановились на противоположной стене. Вся она, от пола до потолка, была покрыта сияющими зеркалами, установленными здесь для занятий хореографией. В них увидела наше отражение: Дан стоял неподвижно и, кажется, не прикладывал больших усилий, чтобы удерживать меня, а я в сравнении с ним выглядела такой маленькой, что все мои попытки освободиться напоминали беспомощную возню букашки.

Громко сопела, и неотрывно следила за отражающимся в зеркале незнакомцем, которым стал для меня Дан. Холодный, отчужденный, чужой.

Мои каштановые волосы рассыпались по плечам, а несколько прядей упали на лицо Дана, зацепившись за его щетину. Он чуть повел голову в сторону, освобождаясь от моих «пут».

Дан просто ждал, когда я успокоюсь. И я сдалась – безвольно обмякла, окончательно выбившись из сил.

– Будешь хорошо себя вести? – по телу пробежали мурашки от вибрации его голоса. В его словах не было угрозы, поэтому я кивнула, насколько это было возможно.

Первой он убрал руку с лица, словно проверяя, что я не подниму шум. Когда убедился в моей сговорчивости, уже вторая медленно соскользнула с моего живота, оставляя после себя холод. Оказавшись свободной, я все равно не смела даже шевельнуться.

– Посмотри на меня, – мягко приказал, но я не решалась повернуться. Боялась заглянуть ему в глаза и потерять последнюю надежду, что я ошиблась, и этот человек, так грубо обращающийся со мной, вовсе не Дан.