В плену снов - Питер Джеймс

– Нет.

Он побрел прочь, шаркая тапочками по полу. И пока он шел, она видела, как тот самолет бесшумно летит к массивной горной стене, хвостовая часть кувыркается вниз, багаж фонтаном взлетает вверх. И этот гул, и огненный шар. Она, пошатываясь, встала с постели и побрела в ванную, содрогаясь от картин, вереницей проплывающих в ее сознании, от холодного воздуха и темного зловещего облака, зависшего над ней.

Просто дурной сон, только и всего. Надо забыть о нем.

Она услышала гулкие ритмичные удары – моторная лодка плыла мимо, вверх по реке, удары были глубокие, тяжелые.

А потом она сообразила, что это вовсе не мотор. Это удары ее собственного сердца.

Сэм сидела на диване в приемной Уркварта Симеона Макферсона, придерживая рядом с собой рекламную ширму «Отверженного» и наблюдая, как Кен неугомонно расхаживает туда-сюда, глубоко засунув руки в карманы поношенного кожаного пальто, надетого поверх пиджака из грубой простой материи и голубых джинсов, из-под которых сверкали щегольские черные ботиночки. Это была его обычная униформа. Одет небрежно, но вот ботинки всегда безупречны.

Прошли две болтающие девушки, кивнули секретарше в приемной и поплыли по коридору. Вразвалочку вошел какой-то разносчик почты в шлеме с надписью на нем «Рэнд Райдерз». Он сунул через стойку какой-то пакет и стоял, дожидаясь, пока за него распишутся. Кривоногий, весь упакованный в кожу, он походил на причудливое насекомое из космоса.

Кен присел рядом на валик дивана, чуть возвышаясь над Сэм.

– Как ты, в порядке?

– Все прекрасно, – сказала она.

– Ты выглядишь немного озабоченной.

– Со мной все в порядке, – повторила она. – Когда ждешь, то всегда чувствуешь себя так, словно опять попала в школу. И боишься встречи с учителем.

Кен вытащил пачку «Мальборо» из кармана своего пиджака и вытряхнул одну сигарету. Потом щелкнул своей обшарпанной зажигалкой «Зиппо», глубоко затянулся, после чего провел рукой по волосам.

– Уж эти производственные встречи, – мрачно сказал он.

Сэм улыбнулась:

– Я знаю, что ты их не любишь.

– Этот сочинитель текстов к плакатам… Джейк, как там его… от него у меня мурашки по телу ползут.

– Да он ничего, – сказала Сэм.

– А у тебя-то от него разве мурашки не ползут?

– Нет.

– Но ведь отчего-то они у тебя ползут.

Он лукаво посмотрел на нее. Она почувствовала, что краснеет, и отвернулась.

– Возможно, я немножко устала. Рано проснулась.

– А что ты делаешь в эти выходные?

– У Ники в воскресенье день рождения, будут гости.

– Шесть лет?

Она кивнула.

– А народу много будет?

– Девятнадцать человек. Посмотрим фильмы Чаплина и еще «Панч и Джуди».

– Придут все его высокопоставленные маленькие приятели? – Он откинул назад голову и, глядя на кончик своего носа, заговорил, утрируя аристократическое произношение: – Руперт… Джулиан… Генриетта. Доминик, Хэмиш, Иниго и Шарлотта, да?

– И даже сама достопочтенная Сара Гамильтон-Дили.

– Ах, как же, как же! Достопочтенная Сара Гамильтон-Дили. Судя по всему, будет потрясающая забава. – Он перестал изображать аристократа и потер свой подбородок. – Надеюсь, ты вспомнишь обо мне в каком-нибудь продуктовом магазинчике, когда будешь опустошать его ради толпы своих гостей.

Сэм улыбнулась, заметив печальное лицо Кена, в очередной раз задумалась, нравится ли ему его независимость, или же он хотел бы снова жениться и завести детей. Она отдавала себе отчет в том, как мало знает о Кене Шепперде, его частной жизни. Здесь, в этом окружении, неотъемлемой частью которого он был, Кен чувствовал себя уютно, и все же казалось, что одновременно он желал бы находиться где-нибудь в ином месте, заниматься совсем другим, не имеющим ничего общего с этой дерьмовой помпезностью, – словом, как любой мужчина, находящийся в плену своих ошибок и своих успехов.

– Я принесу тебе фруктового желе, – сказала она.

– С желатиновым ребеночком в нем?

– Ну разумеется.

Он посмотрел на потолок и стены:

– Ну что за отвратная комната. А ты знаешь, какие у них доходы за прошлый год?

– Восемьдесят два миллиона.

– И они не могут даже завести приличную приемную.

Сэм внимательно огляделась вокруг: посмотрела стол, заваленный журналами и газетами. «Кампэйн». «Маркетинг». «Медиа уик». «Таймс». «Индепендент». «Файнэншиал таймс»… На ковре, вытканном по специальному заказу, фирменный знак агентства, изображающий концентрические квадраты, каждый предыдущий квадрат обрамлялся следующим размером побольше, и так до бесконечности, что-то вроде картинки на телеэкране, одна внутри другой… Этот же знак гигантских размеров царил на задней стене посреди рекламных объявлений в рамочках, груды оберточной бумаги, коробок и плакатов. Автомобиль «феррари» отражался в миниатюре на лакированной туфельке аппетитной красотки. Мужчина, жизнерадостно и ослепительно улыбаясь, демонстрировал зубную щетку. А рядом красовалась консервная банка в несколько футов высотой, с непопулярным уже рисовым пудингом.

– А по-моему, вполне современный интерьер, – возразила она.

– Извините, что задержал вас. – В комнату вошел Чарли Эдмундс, высокий, даже долговязый, с небрежно зачесанной копной пышных волос.

В модной рубашке с Джермин-стрит он походил на школьника-переростка. Господи, подумала Сэм, как странно: если люди выглядят молодо, то они очень стараются казаться старше. Молодые все такие важные и серьезные, вроде Чарли, и ведут себя как сорокалетние. А сорокалетним отчаянно хочется стать двадцатилетними.

– Сэм, мне очень приятно видеть вас. Кен, вы прекрасно выглядите.

Они поднялись следом за ним по лестнице, прошли по коридору и оказались в комнате без окон, обитой голубой материей. В центре стоял длинный голубой стол из скандинавской древесины и такие же стулья. На столе рядом с открытой машинкой для факсов лежали несколько цветных рисунков и фотографий, а посередине стопка плиток шоколада «Отверженный» в серебряной обертке из фольги, с отпечатанным на ней текстом синего цвета. В комнате пахло свежей древесиной, тихо и монотонно гудели отопительные трубы.

– Остальные будут вот-вот, – сказал Чарли. – Извините, что вытащил вас сюда так скоропалительно, но это сообщение мы оцениваем чрезвычайно высоко, и поэтому решено ускорить выпуск именно этого конкретно продукта, так что у нас не слишком много времени.

И, как бы желая подчеркнуть это, он посмотрел на свою элегантную «омегу».

Сэм тоже быстро взглянула на часы, а потом подняла взгляд на картину в абстрактном духе, висевшую на стене. Несомненно глубокая и полная смысла, как и любая вещь в офисе Уркварта Симеона Макферсона, созданная для воплощения какой-то идеи, но непосредственного значения картины Сэм не могла постичь. Гамма красок смутно напомнила ей о спальной комнате в гостинице «Холидэй». Дверь открылась, и вошли двое мужчин. Один, лет двадцати пяти, невысокий, воинственного вида и тощий как щепка. На нем были черный, не совсем здесь уместный пиджак, черная рубашка без воротничка и поблескивающие, тоже черные зауженные брюки. Темные волосы коротко острижены спереди, а сзади свисают длинными прядями. Лицо продолговатое и худое, точно его прищемило дверями лифта. Нос, тоже продолговатый и худой, казалось, держится на лице с помощью слишком близко посаженных глаз. Другой мужчина, постарше, был одет в мешковатый белый костюм, волосы по бокам пострижены коротким ежиком, но на макушке топорщилась густая шевелюра. Круглые старушечьи очки придавали ему довольно умиротворенный и доброжелательный вид.